— Браво, дружище! В таком случае летите к морю и
кричите эту фразу без остановки. А мы попробуем прорваться. — Он посмотрел
на часы: — У нас в запасе ноль часов пять минут.
— Ах, Гена, — проговорили Гала и Акси, внимательно
глядя на него своими большими зурбаганскими глазами. — Какой вы
удивительный, удивительный, просто удивительный мальчик!
Гена собрал все силы, чтобы не побагроветь под этими
взглядами, но все-таки побагровел.
— Мисс Гала и мисс Акси, — сказал он учтиво, но
все-таки звенящим от волнения голосом, — я самый обыкновенный, самый
обыкновенный, обыкновеннейший подросток.
Ну, вот вам, дорогой читатель, дополнительный штрих к
портрету нашего героя. Каково? По излюбленному выражению Валентина Брюквина,
как говорится, «ноу комментс».
Справившись с волнением. Гена сделал знак леопардам, и они
все семеро (молодые Шуткины плюс Стратофонтов) собрались в кружок, голова к
голове, как это делают шведские хоккеисты перед началом игры.
Гена что-то шепнул леопардам, и те мгновенно исчезли.
Оставшиеся секунды Гена потратил на совещание с летчиками.
Мерзавцы, надо и им отдать должное, умели брать штурмом
вершины гор и даже укрепленные замки. Они очень даже замечательно умели
применяться к местности, маскироваться, ползти по-пластунски, прикрывать огнем
перебежки и перебегать открытые для обстрела пространства. Они знали, что самую
большую опасность для них представляет крутой и открытый склон, поросший
желтыми цветами. Им необходимо было пересечь этот склон для того, чтобы
скрыться затем в узком ущелье между скал и оттуда уже сделать решающий бросок.
Они рассчитывали на неопытность своих противников и решили ошеломить их
массированным огнем, как только выйдут на желтый склон. Кроме того, они знали,
что их страшный вождь, мадам Н-Б, каким-то дьявольским, доступным только ей
одной путем проберется в тыл к окруженным. Не знали мерзавцы, что мадам-вождь,
стеная от боли, висит сейчас, зацепившись за корни дерева Сульп над живописной,
но ужасной пропастью.
Итак, они быстро шли вверх по желтому склону и вели страшный
огонь по вершине, то и дело вставляя новые обоймы в свои автоматы. Странное
дело: им не отвечали. Они прошли уже половину склона — ни одного выстрела
сверху. Наконец они ринулись вперед и добрались до спасительных скал. Быть
может, у беглецов уже нечем стрелять?
— Сейчас, ребята, мы их возьмем тепленькими, —
прохрипел Пабст. — Бифштекс, три картошки и два помидорчика…
Он захохотал, похлопывая себя по ляжкам, и вдруг завопил от
ужаса. На него со скалы, растопырив страшные лапы и жутко шипя клыкастой
пастью, падал леопард. Спасительные скалы оказались западней для гангстеров.
Шесть леопардов бросились на них и взялись терзать мерзавцев без всякого
разбора. В тесноте скального убежища пустить в ход огнестрельное оружие было
невозможно. Один за другим вылетали растерзанные, обезумевшие от боли и страха
мерзавцы назад на желтый склон, и здесь они попадали под огонь отступающего
маленького отряда смельчаков. Маленький отряд благополучно пересек желтый склон
и углубился в джунгли. Они бежали что есть силы к морю. Море, превращавшее
остров в естественный капкан, могло стать и дорогой к спасению.
…Прошло немало времени, прежде чем они увидели бухту. Там
был длинный дощатый пирс и возле него несколько лодок и большой мореходный
катер, на котором, вероятно, и прибыла вчера на остров атаманша. Несколько
парней в плавках беспечно валялись на пирсе в окружении множества жестянок
из-под пива.
Застать их врасплох? Попытаться захватить катер? Опасно. Кто
знает, сколько охраны внутри катера и на берегу? Шансов на успех очень мало,
однако и других вариантов не видно…
Как вдруг Геннадий схватил за руку командира экипажа:
— Стоп, Фил! Не стреляй! Взгляни-ка!
В северной части бухты, затененной прибрежными скалами,
бороздили воду шесть дельфиньих плавников, а над ними кружил не кто иной, как
Виссарион, не кто иной, как чайка-посыльный Виссарион. Он кружил и кричал, и
кричал, и кричал, но за шумом пальм его не было слышно. Что касается дельфинов,
то они явно плавали не просто так, они плавали отчетливыми кругами, и в конце
круга каждый из них высоко выпрыгивал из воды, явно показываясь.
Геннадий внимательно вглядывался в крутые лбы и лукавые
клювы этих морских человеков. Он заметил, что они очень молоды, хоть и огромны.
Что-то чрезвычайно знакомое и милое почудилось ему в манере их прыжков, и вдруг
очередная молниеносная догадка (какая уже по счету за этот день!) пронзила его.
— Друзья мои, мы спасены! Перед вами дети моего старого
друга Чаби Чаккерса! Они посланы нам на помощь!
— Сколько же вам теперь лет, Герман Николаевич? —
спросила Даша Вертопрахова одинокого гиганта островитянина, который, несмотря
на свою чрезмерно длинную растительность, от общения с людьми приобрел уже
человеческий облик, более того — облик русского человека.
— Не знаю, малютка, — вздохнул гигант и погладил
девочку бронзовой рукой по золотистой голове. — Могу сказать лишь, что
чувствую себя сейчас значительно лучше, чем на купании в Баден-Бадене, малютка.
Они вдвоем, бронзовотелый старый гигант и стройная девочка
переходного возраста, прогуливались, беседуя, по восточному берегу ГФ-39, по
маленькой плантации каких-то странных кактусообразных растений, от коих исходил
весьма приятный аромат.
— Любопытно было бы узнать, что за растения вы
выращиваете в своем уединении, любезный Герман Николаевич? —
поинтересовалась Даша.
— О, это чрезвычайно редкие растения, малютка, —
сказал Фогель, — и выращиваю я их не из плотоядных побуждений, а лишь ради
их запаха и дивной смолы, так напоминающей родную Прибалтику. Это растения
«гумчванс», малютка. Я привез их семена еще из Перу в 1917 году…
— Как! — вскричала Даша. — Да, знаете ли вы,
любезный Герман Николаевич…
И она рассказала одинокому островитянину об изысканиях его
ленинградского родственника Питирима в области идеальной еды. Сообщение это
очень взволновало Фогеля. Как?! Его трудолюбивый двоюродный племянник нуждается
лишь в каких-нибудь нескольких граммах смолы «гумчванс» для завершения своих
гениальных опытов, а у него здесь этой смолы в избытке?.. Даше даже показалось,
что одинокого островитянина потянуло куда-то вдаль, может быть, даже в родной
город, на канал Грибоедова… Вдруг!
— Пароход! — закричала, едва ли не завизжала
Даша. — Герман Николаевич, взгляните — на горизонте пароход!
Штормило. Косматые волны шли чередой с юго-востока и
разбивались о коралловые рифы в километре от острова, но тем не менее на
горизонте действительно было отчетливо видно белое пятнышко — пароход!
