У Брахта заиграли желваки. Каландрилл взял его за запястье. Это движение не осталось незамеченным для Теккана, и он горько усмехнулся.
— Ты на все аргументы отвечаешь мечом?
— Так я отвечаю на оскорбления.
— Брахт только хотел, чтобы мы взяли еще мяса на борт — произнесла Катя в слабое оправдание. — То, что мы привезли, избавляет нас от необходимости делать новую вылазку. Я взвесила все «за» и «против» и решила послушаться его совета. Это решение было принято только мной, и я сожалею, что оно оказалось ошибочным. Брахта винить не в чем. И я не хочу, чтобы это сказалось на ваших взаимоотношениях.
Теккан долгим взглядом посмотрел на нее и кивнул.
— Будь по-твоему. Оставляю это на твоей совести. Количество вылазок будет сокращено до минимума. И вы трое больше на берег не выйдете ни разу. — Затем он повернулся к Каландриллу, и злость в его глазах потухла. — Ты перевернул челны, как перышки. Так же ты отогнал тогда и нас. Почему ты не воспользовался этим раньше?
— Я не управляю этой силой, — беспомощно покачал головой Каландрилл. — Я не понимаю ее. Ни тогда, в Узком море, ни сейчас — ни в одном из случаев, когда она приходила мне на помощь. Она просто появляется, и все.
Теккан задумчиво хмыкнул.
— Ты по крайней мере спас нас, — сказал он. — Если бы не ты, погибло бы еще больше.
Каландрилл кивнул и посмотрел на Брахта — керниец все еще был напряжен и зол; затем он перевел взгляд на Теккана.
— Вы помирились? — спросил он. — То, что нас ждет, не оставляет места для злости.
Кормчий критически посмотрел на кернийца и вновь медленно кивнул.
— Мудрые слова, — согласился он. — Я не хочу, чтобы это осталось между нами. Мы разные, а это… не может не мешать. Но я постараюсь, чтобы впредь это нам не мешало. Согласен с этим, ратник?
В какое-то мгновенье Каландриллу показалось, что Брахт ответит отрицательно, потребует удовлетворения за оскорбление, но Брахт кивнул, снимая руку с меча и расслабляясь.
— Согласен.
Теккан коротко и без особого энтузиазма улыбнулся и с сомнением посмотрел на Катю, стоявшую подле Брахта.
— Займитесь ранами, — пробормотал он и ушел.
Каландрилл расслабился; кормчий пошел назад к рулю и взял его из рук золотоволосого вануйца с такой нежностью, с какой отец берет ребенка, оставленного на время на чье-то попечение.
— У него ранимая совесть, — пробормотал Брахт.
— Он заботится о каждом, кто плывет на судне, — сказала Катя, словно заступаясь за него. — Каждая смерть глубоко ранит его.
— Незачем было так упрекать тебя, — заметил Брахт.
— Я стояла во главе группы, — возразила она. — Он имеет право.
— Кормчий командует капитаном? — нахмурился Брахт. — Да, у вас в Вану действительно творятся странные вещи.
— Судно находится под его командованием, — сказала она, глядя на Теккана. — Достать «Заветную книгу» — моя задача, но судно принадлежит ему.
— Пусть даже так, — настаивал Брахт. — Он слишком много на себя берет.
— В нем говорил ужас, — пробормотала она. — Он перепугался, что со мной что-то случилось. И потому был так зол.
— Мне бы не хотелось, чтобы он срывал эту злость на тебе.
Голос у Брахта был мягкий. Катя опять с беспокойством посмотрела ему в глаза, словно боролась с каким-то внутренним сомнением, и от нерешительности она нахмурилась и вздохнула, сбрасывая с лица длинные пряди золотистых волос и едва заметно поводя головой.
— Ты не понимаешь, — тихо сказала она. — Ты восхваляешь мое умение владеть мечом, а в Вану — это редкость. В Вану на меня смотрят как… на странную.
— В Куан-на'Форе тебя бы ценили, — галантно заметил Брахт.
— Ты не понимаешь, — повторила Катя. — Я уже говорила вам, что в Вану нет войн. В Вану мир ценится выше, чем боевое искусство. Мы деремся только тогда, когда нет другого выхода, когда нас к этому принуждают. Kуара и ее лучницы? Они охотники. Они предпочитают использовать стрелы на охоте, а не в битве. И никто в Вану не умеет обращаться с клинком так, как я.
Она замолчала, переведя взгляд на залитый солнцем океан. Каландрилл смотрел на ее лицо, чувствуя в ней внутреннюю борьбу. Брахт молча ждал, когда она опять заговорит. И она заговорила низким грустным голосом, словно те самые таланты, за которые ее так ценил керниец, причиняли ей мучения.
— Меня послали именно из-за этого моего умения, — произнесла она наконец. — Поскольку я лучше, чем кто-либо, могу справиться с заданием. Уже это… беспокоит Теккана. К тому же он страшится за мою жизнь.
— Пусть даже так, — сказал Брахт. — Но какое право он имеет столь грубо с тобой разговаривать?
— Теккан мой отец, — ответила она.
Глава семнадцатая
— Неудивительно, что он так ревниво к тебе относится. — Каландрилл перевел взгляд с Теккана, стоявшего у руля, на Брахта. — Пришлый воин ухлестывает за его дочерью, да еще и склоняет ее к риску. Что удивительного в том, что он так беспокоится?
— Ты хочешь сказать, что я ее не стою?
Брахт угрюмо смотрел на береговую линию, где в быстро затухающем свете темнели деревья. Каландрилл покачал головой.
— Нет, я этого не говорил. Я говорю только то, что сказал ты: вы разные. Поэтому нетрудно понять Теккана, который смотрит на твои надежды с некоторым беспокойством.
— Я дал слово, — жестко ответил Брахт, — и не собираюсь от него отказываться. Сказал ли я хоть один нечестный комплимент?
— Нет, не сказал, — вздохнул Каландрилл, опираясь на леер и чувствуя, как мазь, приложенная к ранам, затягивает их и как боль постепенно уходит. — Но твои глаза… то, как ты… выгораживал… ее…
— С этим я ничего не могу поделать, — покачал головой Брахт. — Да и почему это должно быть ему неприятно?
— Мне кажется, он боится. — Каландрилл нахмурился, пытаясь развить дальше мысль, которая появилась у него еще во время сердитого разговора на передней палубе. — Не физически, а того, кто ты есть, что ты собой представляешь.
— Он считает меня недостойным?
Вставшая луна и высыпавшие на небе звезды окрасили ястребиные черты лица кернийца в серебристый цвет, он был явно возбужден. Каландрилл сказал:
— Нет, я не это имею в виду. Я говорю об опасности. Вануйцы сильно отличаются от нас, так мне кажется. Теккан же четко дал понять, что он предпочел бы избежать стычки. Разве Катя не говорила нам, что в Вану нет войн? И что уже потому, что она умеет обращаться с мечом и желает этим заниматься, ее считают отличной от них? Мне кажется, что Теккану все это предприятие не по душе и он принимает в нем участие только из чувства долга, а вовсе не из любви к схваткам и приключениям. А ты, ты ищешь славы в битве, и это соблазняет Катю. Мне кажется, что Теккан боится потерять дочь.
