На следующее утро Каландрилл проснулся рано и опять пошел бродить по городу, запоминая улочки и пытаясь отыскать самый короткий для побега путь. Местные жители имели привычку спать после полуденной трапезы, и тогда по большей части улицы были пустынны. Несмотря на советы Сулейманы, он решил побег не откладывать — времени у них было в обрез, чтобы успеть скрыться от Азумандиаса и чайпаку. Только бы ему освободить Брахта и ускакать из города задолго до того, как Филомен обнаружит, что они бежали!.. Вещи кернийца уже давно были у него в комнате, оставалось только освободить товарища.
В назначенный день он отправился к Сулеймане. Целительница осмотрела коленку и заявила, что дела пошли на поправку. Рана на животе почти полностью затянулась, от нее осталась только узкая красная полоска.
— Тренируй коленку, — посоветовала она, — но не переусердствуй. Тебе больше незачем ко мне приходить, сам можешь смазывать. Мажь каждые два дня и меняй повязку, и к тому времени, когда вернется подеста, ты уже будешь почти здоров.
Он с улыбкой поблагодарил Сулейману, подумав про себя, что не будет ждать так долго, и оплатил ее услуги. Затем, едва сдерживая все нарастающее возбуждение, он вернулся в гостиницу. Это были самые жаркие часы дня, и жители Мхерут'йи прятались за закрытыми ставнями, улицы были пустынны в ожидании, когда гахин ослабнет и жара спадет. Каландрилл пообедал и заявил, что собирается последовать местному обычаю и поспать после обеда, и попросил его не беспокоить. Заперев за собой дверь, он собрал их пожитки в один узелок и отсчитал деньги, которые был должен матери Райми. Свой меч он повесил на пояс, а меч Брахта перебросил через плечо. Затем произнес заклинание Варента и почувствовал уже знакомое покалывание на коже и запах миндаля. Он был настолько не подготовлен к колдовству, что ему было трудно поверить в то, что он стал невидимкой. Он направился к двери и вдруг заметил, что больше не хромает, и даже остановился от удивления. Боль в коленке прошла. Он чувствовал себя совершенно здоровым и с ухмылкой отбросил палку на кровать — ощущение было такое, словно слабый огонек, тлевший в красном камне, излечил его раны и придал ему новые силы. Все еще улыбаясь, он прошел по коридору и бесшумно выскользнул на пустынную улицу.
Мхерут'йи дремал на послеполуденном солнце; даже собаки и те попрятались от страшной жары, и он порадовался, что на улицах никого нет. Он быстро направился к конюшням. Когда он вошел, Дахаммана нигде не было; не появился он и тогда, когда Каландрилл оседлал лошадей и под уздцы вывел их из конюшни, молясь Дере и Бурашу. Узкая улочка меж двух складов была неплохим укрытием, там можно было оставить лошадей; он присмотрелся к форту. Возле открытой двери, опираясь на пику, стоял всего один часовой. Концами бордового тюрбана он прикрывал себе нос и рот. Каландрилл глубоко вдохнул и пошел по гальке.
Охранник стоял в небольшой тени, отбрасываемой стеной блокгауза. Каландрилл подходил все ближе, страшась, что стук сердца выдаст его и насторожит солдата. Подойдя на расстояние вытянутой руки к часовому, он остановился. Кандиец смотрел прямо на него, но ничего не видел. Каландрилл ухмыльнулся и на цыпочках вошел в просторную прохладную комнату, которая занимала большую часть первого этажа крепости. Это было что-то вроде казармы для охранников, если судить по столам в центре, все еще заваленным остатками пищи, и по койкам вдоль стен, на каждой из которой спало по солдату. Узкая каменная лестница вела на второй этаж, и Каландрилл понял, что Брахт — там; он начал медленно подниматься по ступенькам.
Поднявшись на площадку, он замер, осматривая второй этаж форта — вдоль периметра серых каменных стен тянулись ряды тяжелых дверей, а лестница вела дальше на крышу. Он увидел дверь с решеткой и понял, что это и есть камера Брахта. Он осторожно подошел к ней, но тут же замер: одна из дверей открылась и из нее вышел Филомен.
На ликторе была просторная накидка пурпурного цвета под стать тюрбану, который он носил обычно, но которого сейчас на голове не было, — напомаженные черные волосы свободно спадали ему на плечи; он был босиком. Ликтор остановился и что-то сказал, и Каландрилл услышал женский голос — Филомен улыбнулся тому, что ему ответили, но Каландрилл ничего не понял. Все еще улыбаясь ликтор пересек коридор, и Каландрилл вжался в стену стараясь не дышать, — ликтор прошел так близко, что едва не задел его. Филомен смотрел сквозь него, и Каландрилл молча благодарил Варента. Филомен вошел в дверь с другой стороны коридора и через несколько минут появился вновь с кувшином вина и исчез в комнате, из которой слышался женский голос. Когда дверь за ним закрылась, женщина рассмеялась, и Каландрилл медленно и осторожно выдохнул.
Он подошел к двери с решеткой и заглянул внутрь. Сквозь прутья на окне в голую камеру с двумя ярусами нар падал яркий солнечный свет. Брахт спал, лежа на нарах около окна. Каландрилл осмотрел дверь. Она была заперта на огромный замок. Ключа нигде не было видно. Он осторожно позвал Брахта, молясь о том, чтобы никто его не услышал. Брахт сел и спросил:
— Каландрилл?
Он кивнул и поднял палец к губам, но только тут сообразил, что керниец его не видит.
— Угу, — прошептал он. — Я здесь.
Брахт спустился с нар и подошел к двери. Он почти не изменился, только был зол больше обычного.
— Невидимка?
— Угу, — повторил он.
Брахт хмыкнул и сказал:
— Тогда вытащи меня отсюда.
— Мне нужен ключ.
— Он у ликтора. На поясе.
— Дера! — пробормотал Каландрилл.
— Ты невидим, — сказал Брахт.
— Он за закрытой дверью. С женщиной.
Брахт сердито зыркнул на пустое пространство за решеткой.
— Значит, у него другое сейчас на уме. А мне здесь надоело. Вытащи меня отсюда!
Каландрилл кивнул и вздохнул.
— Жди меня здесь.
— Мне больше ничего не остается, — ответил Брахт.
— Я попробую, — пообещал Каландрилл и пошел к двери, в которую только что вошел ликтор.
Он приложил ухо, но, видимо, дверь была такой толстой, что из-за нее не доносилось ни одного звука. Над замком, как и на двери Брахта, висело кольцо. Только бы дверь была не заперта изнутри. Он положил руку на кольцо, глубоко вдохнул и повернул его на пол-оборота. Грохот падающего стакана, казалось, разнесся по всему форту. Каландрилл замер, готовый в любой момент отпрыгнуть назад. Затем, с колотящимся сердцем, он осторожно толкнул дверь. Полумрак комнаты разрезали лучи света. Он разглядел угол кровати. Две пары переплетенных босых ног, возбужденные вздохи женщины и тяжелое дыхание Филомена. Он приоткрыл дверь еще на миллиметр и скользнул внутрь.
И ему стало не по себе, он чуть не рассмеялся: над белыми бедрами женщины ритмично двигались волосатые ягодицы ликтора. Она прижимала его к себе, глядя в потолок поверх его плеча. Она была привлекательна, ее широко раскрытые от удовольствия глаза ничего не видели.
Одежда Филомена валялась на полу. Доспехи висели на стойке около закрытого ставнями окна, а пояс с ножнами — на гвозде. Здесь же была и связка ключей. Каландрилл сглотнул и неслышно подобрался к гвоздю.
