— Надо не так, — возразил Аномиус. — Мне кажется, что они крепко связаны между собой какой-то единой целью. И чем-то еще. Поодиночке они не представляют никакого интереса.
— Опять какие-то загадки! — рявкнул Сафоман. — Клянусь глазами Бураша, маг, почему ты все время говоришь загадками?
— Так уж я устроен, — отвечал Аномиус, ничуть не сбитый с толку.
— Зато я устроен по-другому — в один миг сейчас покончу с этими двумя, убившими моих людей, — прорычал великан. — Аррхиман и Лафиль лежат с перерезанными глотками, а мне еще надо брать город. Бураш! Мы давно уже об этом думаем! Твое колдовство привело проклятого ликтора именно туда, где мы с ним и покончили, а теперь ты должен проложить путь на Кешам-Вадж. Убей их или посмотри, как это сделаю я.
Он выхватил меч. Клинок засверкал в волшебном свете; сердце Каландрилла упало, во рту пересохло. Краем глаза он заметил, как напрягся Брахт, и понял, что, даже связанный, керниец так просто не сдастся.
— Господин, подожди! — Аномиусу пришлось изогнуться, чтобы заглянуть в глаза гиганту, но в его движении не было и намека на раболепство; Каландриллу даже почудилось, что он направил на Сафомана всю свою волю. — Сейчас или завтра? Какое это имеет значение, если они все равно умрут? Они в наших руках и не сбегут. Даю слово. А ты знаешь, что моему слову можно верить. — В тихом голосе прозвучали стальные нотки, и Сафоман задумался, пожевывая ус. Каландрилл облизал губы. — От них не последует неприятностей, по крайней мере — не сейчас, — настаивал колдун. — Кешам-Вадж будет твоим, а с Кешам-Ваджем твоей станет и дорога. У тебя будут все подступы к Файну. Ты будешь держать тирана в страхе, ибо Кешам-Вадж — это врата Восточных областей, как я и говорил. Я дам тебе Кешам-Вадж и Мхерут'йи в придачу. Ты станешь безграничным властителем Файна и всего восточного побережья от пустыни Шанн до Мхазомуля. А эти двое — как они могут нам помешать?
Меч опустился. Сафоман посмотрел на колдуна прищуренными глазами и сунул меч в ножны.
— Почему ты просишь за них?
— Не ради их жизни, господин. Я лишь прошу немного времени, и все. Я хочу знать, зачем они путешествуют по Кандахару. Удовлетвори мое любопытство. Это ничего тебе не будет стоить, а дать может много.
— Ты дашь мне Кешам-Вадж?
— Вопрос всего лишь нескольких дней, мой господин. Даю слово.
Великан что-то прорычал и пожал плечами.
— После… — Аномиус улыбнулся, — ты убьешь их после, если пожелаешь.
Сафоман кивнул, лохматая голова повернулась, и он зло зыркнул на пленников.
— Будь по-твоему, маг. На время они твои. Но я хочу, чтобы они стали примером.
— Они и Кешам-Вадж, мой господин. — Аномиус слегка склонил голову. Сафоман по-звериному ощерился и, развернувшись на пятках, скрылся в ночи. Колдун обратился к Каландриллу и Брахту: — Горячая кровь, вылитый отец. Только Бурашу известно, чего мне стоило склонить его в пользу этого плана, и вот теперь он хочет все разом! Всегда так! Сначала он вас прикончит, а потом будет сожалеть, если он вообще способен сожалеть. — Он грустно вздохнул, покачав головой, словно говорил о непокорном дитяти, и спрятал руки в огромных рукавах халата, как самый обыкновенный учитель. — Но у нас мало времени и много дел. Начнем с имен. Кто вы?
Каландрилл смотрел на него, сбитый с толку его поведением. Аномиус зацокал языком. Брахт сказал:
— А разве ты еще не знаешь, колдун? Неужели ты даже этого не знаешь?
Аномиус опять вздохнул со скорбным выражением на пергаментном лице.
— Куаннафорцы всегда были упрямы. Ты уже видел, на что я способен. Может, мне просто выудить у вас имена при помощи магии? Боюсь, эксперимент вам может не понравиться.
— Мне не нравятся ни путы, ни угрозы, — вызывающе ответил Брахт.
— Что ж, будь по-вашему.
Аномиус вытащил руку из рукава и, направив на кернийца палец с тупым выщербленным ногтем, что-то пробормотал. Брахт застонал и открыл рот. Красный камень разгорелся на груди Каландрилла, в ужасе смотревшего на своего товарища. Брахт боролся с волей колдуна, кусая губы. Вены вздулись у него на шее; на щеках и лбу выступил пот, он тяжело дышал, и постепенно из его горла, помимо воли, стали вылетать слова:
— Меня зовут Брахт… ни Эррхин… я из клана… Асифа… из… Куан-на'Фора.
— Отлично, — пробормотал Аномиус, опуская руку.
Брахт закашлялся и сплюнул, грудь его тяжело вздымалась.
— А ты?
Колдун повернулся к Каландриллу.
— Меня зовут Каландрилл, — быстро сказал он, не видя смысла в сопротивлении такой силе. — Я из Секки.
Аномиус нахмурился.
— Фамилия?
— Я изгой, — ответил он. — Без роду и племени и потому — без фамилии.
— Ну, ну, — мягко проворковал Аномиус, — все мы из какого-то рода-племени. Кто твои родители?
— Не отвечай ему, — прохрипел Брахт. — Сопротивляйся. Если он добьется своего, то тут же прикончит нас.
Колдун направил на кернийца руку, и Брахт закричал, ударившись затылком о камень. Он начал дрожать, изгибаться, бить ногами и стучать пятками по грязному полу. На губах у него выступила пена, глаза закатились так, что были видны лишь одни белки. Аномиус сложил руку в кулак, и Брахт застонал, все более изгибаясь назад — до тех пор, пока не поднялся на затылке и пятках. Казалось, его позвоночник вот-вот лопнет и грудь разорвется.
— Прекрати! — закричал Каландрилл. — Я все скажу.
Аномиус кивнул, и Брахт упал на землю, тяжело дыша, словно в параличе.
— Каландрилл ден Каринф. Мой отец — Билаф, домм Секки.
В маленьких глазках колдуна заблестело любопытство. Он, как птица, склонил голову набок и почесал мясистый нос.
— Так, значит, ты сын домма. Но и изгой, как ты говоришь?
— Да, — кивнул Каландрилл, быстро переводя взгляд с тяжело дышащего Брахта на колдуна. — Отец хотел, чтобы я стал священником, и я бежал с моим товарищем. До Кандахара мы добрались морем, скрываясь от преследования. А деньги и камень — да, я украл их.
Водянистые подозрительные глазки приблизились к нему; палец поднят в молчаливой угрозе.
— А карта? Как ты завладел картой, которой, как говорят люди, не существует?
— Ее я тоже украл, — соврал Каландрилл. — Я был… и, может, все еще остаюсь… ученым. Мне приходилось читать о Тезин-Даре, и мне захотелось отыскать потерянный город. Чтобы прославиться.
Аномиус шумно шмыгнул носом, дотронулся пальцем до подбородка Каландрилла и откинул назад голову. Затем вдруг, состроив гримасу, резко отдернул руку, словно обжегшись о невидимый огонь, и задумчиво посмотрел на юношу.
— Я не уверен в том, что ты говоришь правду. Я чувствую, что в тебе есть оккультная сила, но нет знания.
