— Значит, тенсаи остались позади, — заявил Брахт. — Следовательно, для нас они опасности не представляют.
Чазали дико повел глазами на кернийца.
— Ты не понимаешь, — резко сказал он, едва сдерживаясь.
— Как он может понять? — глухо проговорил Очен, жестом успокаивая Чазали. — Священник принадлежал к касте вазирей, хоть и обладал меньшим талантом, чем я. Ни один тенсаи не отважится причинить вред такому человеку, ибо это означает вечное проклятие. Убить священника значит обречь себя на вечные муки; напасть на вазиря значит подвергнуть себя опасности колдовства.
— И все же я остаюсь в неведении, — сказал Брахт.
Каландрилл увидел, как Очен угрюмо посмотрел на Чазали. Каландрилл начал понимать.
— Если они отважились на подобное и преуспели, значит, обладают собственной магией, — заявил колдун, подтверждая худшие опасения Каландрилла. — Знание магии дал им Рхыфамун. А ежели это так, нас очень скоро ожидают неприятности.
Глава восьмая
Каландрилл всматривался в лица двух джессеритов — в них стоял ужас. Столь грубое попрание закона и традиций делало убийство священника особенно тревожным. Было бы грубейшей ошибкой полагать, что противникпозволит им спокойно идти вперед. Это не в правилах Рхыфамуна. Он должен обезопаситься. Но гнев в лазах Чазали и возмущение в глазах Очена доказывали, что этот поступок, которого они явно не ожидали, глубоко оскорбил их сокровенные чувства. Убийство сие словно поколебало их миф.
— Я должен предупредить людей, — прорычал киривашен, — на случай, если мы найдем убийц…
Ухмылка его стала хищной. Очен взял его за запястье — золотые ногти резко выделились на черных доспехах — и твердо произнес:
— Не забывай о нашей главной задаче, друг. Если я правильно все понимаю, мы скоро повстречаем их, если только Хоруль не убережет нас.
Чазали резко выдернул руку, с неодобрением поджав губы, словно собирался отдать резкое приказание и отправить котузенов в погоню за тенсаями. Но Очен твердо посмотрел ему в глаза и сказал:
— Не стоит за ними бегать, они скоро сами нас найдут. К тому же они лишь орудие. Убийство священника — богохульство, верно, но намерение Рхыфамуна пробудить Фарна куда как более опасно.
Он говорил тихо, но каждое слово его было настолько взвешено, что словно опутывало Чазали по рукам и ногам. Не скрывая сожаления, киривашен застонал и кивнул.
— Да, ты прав, но мне трудно сдержать себя.
Он уронил голову, затем вновь поднял ее, распрямил плечи и хлопнул в ладоши, призывая воинов. Наступила тишина. Твердым, ровным голосом он поведал котузенам о случившемся. Воины выслушали его хмуро, осыпая проклятиями богохульника и грозя местью. Но когда Чазали напомнил о более важной задаче — доставить чужеземцев в Памур-тенг, — люди недовольно замычали.
Катя спросила:
— А ты уверен, что это — дело рук Рхыфамуна?
— А кого же еще? — возразил Очен и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Только вазирь обладает силой, коя может уничтожить человека, оберегающего себя магией. Тенсаям это не под силу.
— Значит, он близко? — настаивала девушка.
— Вовсе не обязательно. — Очен покачал головой, и на лице его впервые отпечатался ужас. — Я думаю, он нашел тенсаев. Возможно, они устроили западню одинокому путнику, — он недобро хохотнул, — но добычей, скорее, стали они сами. Он заколдовал их, или большинство из них, и теперь они служат ему. Он оставил их позади, дабы помешать нам.
— Как бы то ни было, они просто бандиты, — кровожадно заметил Брахт.
— Истинно, — согласился Очен. — Только теперь сии разбойники обладают колдовской силой, и мне это вовсе не нравится.
— Мне тоже, — угрюмо усмехнулся керниец. — Но когда перед тобой только один путь, нужно идти по нему до конца.
— К тому же на нашей стороне не только твоя магия, — заметила Катя. — О клинок Каландрилла разбиваются колдовские чары нашего врага.
— Это верно, — согласился вазирь, но по голосу его можно было понять, что он все еще обеспокоен.
— Не надо хмуриться, — сказал Брахт. — Мы уже не единожды сталкивались с колдовством Рхыфамуна и пока выходили победителями. Будем надеяться, что так оно будет и впредь.
Очен улыбнулся, словно благодарил кернийца, но вовсе не разделял его уверенности.
— У нас есть только один путь — вперед, — сказал Каландрилл, — так что не будем терять надежды.
— Истинно. — Улыбка Очена потеплела. — Простите меня, но убить священника… такого у нас еще не было.
— Как и не было попыток пробудить Безумного бога, — заявил Каландрилл.
За ужином в таверне, которую специально освободили от всех постояльцев, царила мрачная атмосфера: убийство священника и все, что с этим связано, не давало путникам покоя. Котузенам было явно не по себе, возмущение и негодование кипели в них. Не будь они обязаны доставить чужеземцев в Памур-тенг, они бы уже сейчас носились по холмам за тенсаями, как за бешеными собаками. Горожан убийство священника обеспокоило ничуть не менее, и они с надеждой взирали на воинов, с коими связывал их договор. В задачу котузенов входило поймать убийц и совершить возмездие. Владелец таверны и прислуга делали свое дело молча, трапеза была вкусной, вино доброе, но никто из сотрапезников не получил удовольствия. Сразу после ужина все разошлись спать в нарушение всех принятых устоев, чем немало подивили горожан.
Каландрилл был сильно обеспокоен подобной реакцией джессеритов: встретить лицом к лицу вооруженных людей — это одно, особенно принимая во внимание, что у них пятьдесят хорошо подготовленных воинов; воевать же с оккультными творениями — совсем другое. Но ему и его друзьям уже не раз приходилось брать над ними верх. Однако теперь впереди их поджидали сразу две опасности, и это надолго лишило Каландрилла сна. Он лежал с открытыми глазами на узкой кровати, глядя на игру света на дощатом потолке, впервые отчетливо осознав, что может погибнуть, а Рхыфамун — добиться своего. И тогда долгие месяцы их мытарств окончатся безрезультатно.
Юноша отогнал от себя страхи, напомнив себе, что опасность смерти с самого начала угрожала ему, но его это не остановило. Допустить, что Рхыфамун может восторжествовать, значит дать ему шанс, значит дрогнуть, значит заколебаться. И сомнения Каландрилла уступили место злости, коя только укрепила его. Утвердившись в правоте своей цели, он незаметно уснул.
Проснулся Каландрилл с первыми лучами солнца. Веяло осенней прохладой. Из окна до него доносилось щебетание птиц и шум пробуждающегося города. Каландрилл вскочил на ноги и отправился к Брахту. Когда он вошел, керниец, хищно ухмыляясь, прицеплял к поясу меч.
— Пойдем разбудим Катю и Ценнайру, — сказал он. — и позавтракаем.
Девушки уже пробудились и ожидали их. Катя, позвякивая кольчугой, стояла в коридоре, держа руку на эфесе меча, словно намеревалась тут же померяться силами с колдовскими творениями. Ценнайра казалась спокойной, но впервые без обычных извинений подошла прямо к Каландриллу. Тот твердо взял ее под руку.
