Ценнайра притворилась, что спит, и шевельнулась, ближе прижимаясь к нему. Сделала она это отчасти по привычке, отчасти умышленно. Она еще не была готова к тому, чтобы совратить Каландрилла. Сначала надо решить, что делать, когда они отберут у Рхыфамуна «Заветную книгу». Так что пока лучше не рисковать и не настраивать против себя его товарищей. Время еще есть, успокоила она себя. Вряд ли они быстро догонят колдуна в этом проклятом богом месте.
С этой мыслью она позволила себе погрузиться в некое подобие сна, наслаждаясь теплотой тела Каландрилла и прислушиваясь к его ровному дыханию.
Когда его разбудила Катя, небо было еще черным. Каландрилл встал осторожно, чтобы не разбудить Ценнайру, не подозревая, что она не спит, а размышляет о том, присоединиться к нему или нет. Решив, что все же не стоит, Ценнайра сонно заворочалась и натянула на плечи одеяло. Он отошел к краю площадки и сел на камни, вслушиваясь в тишину. Кесс-Имбрун молчал. Лишь изредка всхрапывала лошадь или завывал холодный ветер. Каландрилл поплотнее закутался в плащ, не снимая руки с эфеса меча и пытаясь не вспоминать о том, что чувствовал, когда тело Ценнайры прижималось к нему.
Он был рад наступлению рассвета и поспешил разбудить товарищей. Небо над головой быстро голубело. Они съели завтрак, покормили лошадей, расстреножили их и продолжили спуск.
Кровавая тропа все так же круто уходила вниз. И вдруг путники оказались на дне каньона. Он был завален камнями, словно та сила, что вырубила его в земле, не позаботилась убрать щебень после работы. И эти каменные обломки образовывали хаотичные овраги и каньоны — тот самый лабиринт, о котором говорил Брахт. Огромные валуны и камни громоздились, как заброшенные, никому ненужные дома. Дорога замысловато петляла по тени, отбрасываемой красным камнем. Внезапно, обогнув последнюю глыбу, она выбежала на каменистый берег, о который плескалась река. С высоты Кесс-Имбруна она казалась тоненькой ниточкой, далекой синей ленточкой. Сейчас же перед ними оказался яростный кипящий поток воды шириной в пол-лиги, бушевавший меж сжимающих его скал. Поток угрожающе урчал, словно не подпуская их к себе. Каландрилл натянул удила гнедого и, сунув меч в ножны, посмотрел в воду в свете умирающего дня.
— Дера! И как мы переберемся на тот берег?! — воскликнул он, когда Брахт и Катя остановились рядом.
— В лиге или двух на запад есть брод, — уверенно заявил керниец.
Каландрилл повернул коня на запад, но Брахт остановил его.
— Утро вечера мудренее. Переночуем здесь.
— Но еще светло, — нетерпеливо возразил Каландрилл и указал рукой на последние лучи солнца, окрашивавшие скалы в разные тона красного. — Чем дольше мы задерживаемся, тем больше шансов оставляем Рхыфамуну.
— А если он оставил засаду на переправе? — возразил Брахт. — До сумерек мы вряд ли туда доберемся. А пытаться пересечь такую реку ночью глупо, даже если Рхыфамун не наслал никаких чар. Лучше дождаться дня.
Голос его звучал дружески, но твердо, не допуская возражений. Каландриллу стало неприятно. Он взглянул на небо. Солнце клонилось к западу. Небо серело. Впечатление было такое, будто они оказались в чреве мира. Рассвет придет сюда с опозданием. И они задержатся еще дольше. Каландрилл хотел возразить, но Брахт уже спешился и помогал Ценнайре. Керниец, конечно, прав. Даже без колдовства Рхыфамуна реку просто так не перейти. Так что лучше оставить это на день. Он в смущении что-то промычал и соскочил с лошади, сердясь на собственное безрассудство, которое принижало его в глазах Ценнайры. От этой мысли он еще больше на себя рассердился и решил не думать о ней.
Стараясь не смотреть ей в глаза, он повернулся к Брахту и спросил:
— Здесь? — Голос его прозвучал резко.
— Неплохое место, — кивнул керниец. — Разведем костер, а воды тут хоть отбавляй.
Каландрилл только сейчас разглядел чахлые кустарники и худосочные ели, росшие на берегу среди скал. Кое-где пробивалась травка.
— Истинно, — согласился он. — Ты прав.
Каландрилл расседлал мерина. Когда три лошади были протерты и напоены, он отвел их на самую сочную траву, стреножил и принялся усердно собирать хворост, пытаясь победить одолевавшую его злость.
Скоро к нему присоединилась Катя. С мгновение она смотрела на него непроницаемым взглядом, а затем сказала:
— Не надо так, Каландрилл.
— Что? — Он опустил клинок и повернулся к ней.
— Боюсь, сейчас тебя подгоняет не столько желание поймать Рхыфамуна, — едва слышно пробормотала она. — Ценнайра очень красива.
Тень от кустов скрыла залившую его лицо краску.
— Рхыфамун и так далеко впереди, — пробормотал Каландрилл.
— Я знаю, — кивнула Катя. — Мы с Брахтом тоже хотим его догнать. Но нельзя предугадать, на что он способен. Не остерегаться опасности значит оказать ему услугу.
— Истинно. — Ему становилось все более не по себе, хотя Катя говорила мягко, дружески. — Я повел себя глупо.
— Совсем как Брахт на борту военного судна, — мягко рассмеялась она. — Ты тогда тоже призывал его к терпению.
Он благодарно кивнул, и Катя продолжала:
— Мне кажется, ты ей приглянулся. Послушай совета женщины: будь самим собой. Этого будет достаточно.
— Ты так думаешь? — спросил он.
— Уверена, — с улыбкой подтвердила Катя.
— А ты ей доверяешь?
Улыбка слетела с Катиных губ.
— Она не дала повода для недоверия, — уклончиво заметила она.
— Но…
— Я не уверена, — Катя пожала плечами, и кольчуга ее зазвенела. — В ней есть что-то, что я никак не могу определить. Поэтому пока судить ее не буду.
— А я уверен: Ценнайра не похожа на обманщицу, — нахмурился Каландрилл.
— Мы смотрим на нее разными глазами, — опять улыбнулась Катя. — Я вовсе не хочу сказать, что она не заслуживает доверия и что она не та, за кого себя выдает. Но ее красота ослепила тебя.
Он озадаченно покачал головой.
— Не пытайся произвести на нее впечатление, — продолжала Катя. — Просто будь самим собой. И все образуется.
— Хорошо. — Каландрилл собрал хворост в охапку и грустно улыбнулся. — Я учту. Спасибо.
Катя кивнула, подхватила охапку хвороста и пошла рядом. Брахт и Ценнайра уже разложили одеяла и готовили пищу. Скоро на веселом костре закипел суп. Каландрилл, следуя Катиному совету, старался вести себя как можно более естественно, но это было нелегко. Черноволосая девушка как магнит притягивала к себе его взгляд. Он наслаждался игрой света на ее коже и волосах, ее красотой, и его так и подмывало похвастать своим геройством и произвести на нее впечатление своими деяниями и познаниями. Никогда еще женщина так его не привлекала. Образ Надамы бледнел в сравнении с Ценнайрой. Надама теперь была просто девочкой, чье лицо он себе не мог уже представить. Уж не влюбился ли я? — думал он. Неужели любовь может прийти так быстро? Вообще-то Брахт влюбился в Катю мгновенно. Но то — Брахт. Он совсем другой человек. Каландриллу, обладавшему натурой более утонченной, было трудно разобраться в ослепившем его чувстве. Он обескураженно молчал или говорил невпопад.
