— А я полагал, что Каландрилла защищает твоя магия, — резко проговорил керниец. — Ты же учил его заклятиям. Он сам сказал, что воспользовался ими сегодня, чтобы обезопасить себя.
— Истинно, — согласился Очен. — Но благодаря Фарну Рхыфамун становится сильнее с каждым днем, и его нападки на Каландрилла будут усиливаться. А если вы усомнитесь друг в друге, то только облегчите его задачу.
— Ты говоришь о доверии. Но доверие надо завоевать, — сказал Брахт. — Я так уверен, что втроем нам было бы легче.
— Может быть. Но теперь вас четверо, — заметил Очен. — Таков замысел.
Каландрилл вздохнул. Из-за упрямства Брахта, походившего на собаку, гоняющуюся за своим хвостом, спор этот казался бесконечным. Он посмотрел в жесткое лицо кернийца, затем на загадочное Катино, а затем перевел взгляд на Ценнайру.
Кандийка сидела молча с потупленным взором. Лицо ее пряталось за волосами цвета воронового крыла, плечи были опущены. Она покорно дожидалась любого решения своей судьбы, каким бы оно ни оказалось, словно отрешилась от надежды и отдала себя во власть рока. У нее был такой одинокий вид, что Каландрилла так и подмывало протянуть руку и коснуться ее, но в то же время он чувствовал отвращение.
«Так может продолжаться до самого Памур-тенга», — подумал Каландрилл, уже не слушая спор Брахта и Очена, перебрасывавшихся словами будто воланом. А то и дальше, если гиджана не убедит кернийца. А тем временем Рхыфамун будет рыскать по эфиру, выжидая момента для удара, набираясь сил рядом с Фарном и благодаря сомнениям, поселившимся среди путников. Каландрилл вспомнил, что произошло днем, и, хотя он и выстоял тогда, ему вовсе не хотелось оказаться вновь в таком же положении. Кто знает, как долго он сможет оказывать сопротивление, если недоверие среди них будет расти!
Очен утверждал, что Каландрилл обладает даром и может проникнуть глубоко в душу и распознать истину. И он вдруг решил испытать свою способность.
— Я хочу поговорить с Ценнайрой, — сказал он, вставая и маня ее за собой. — С глазу на глаз.
Ценнайра явно пришла в замешательство. Брахт нахмурился, Катя вопросительно подняла брови, а Очен одобрительно улыбнулся. Ценнайра встала, нервно приглаживая тунику. Каландрилл галантно взял ее под руку, и они отошли к деревьям.
На гиацинтовом в крапинку небе уже висела тонкая полоска месяца, ветер холодно шелестел в ветвях под аккомпанемент жалобного воя волков и глухого уханья филинов. Они прошли мимо костров, мимо коновязи, у которой стояли лошади, мимо часовых, выставленных Чазали. Каландрилл спиной чувствовал на себе взгляды, в которых были ожидание и сомнения. Держа Ценнайру под локоть, он уводил ее все дальше и дальше по дороге туда, где их никто не услышит.
Наконец Каландрилл отпустил ее руку и повернулся к ней лицом в нескольких шагах от дороги, где раскачивались высокие сосны, шелестя на ветру, словно сплетничая, вокруг небольшого пятна жесткой травы.
С мгновение он стоял молча, про себя произнося молитву Дере и прося у нее помощи. Потом сказал:
— Нам надо поговорить.
— О чем? — Ценнайра откинула с лица серебристые в звездном свете пряди волос, глядя на него блестящими глазами; голос ее звучал отрешенно.
Перебороть в себе желание заключить ее в объятия и забыть о том, кто сотворил ее и зачем, было для Каландрилла в одинаковой степени трудно. Рука его по привычке опустилась на эфес меча, но, заметив ее взгляд, он отвел руку и сунул большие пальцы под пояс.
— Брахт считает… — Каландрилл помолчал; в голове У него бушевала буря противоречивых мыслей. Он глубоко вздохнул и заговорил быстро-быстро, опасаясь, что язык откажет ему: — Брахт полагает, что то, что я чувствую… что любовь к тебе ослепила меня. А тебя считает предательницей.
Он заставил себя смотреть ей в глаза, когда она, печально улыбнувшись, произнесла:
— Он этого не скрывает.
— И все же Очен утверждает, что тебе отведена определенная роль в нашем путешествии. Я должен принять решение прежде, чем недоверие погубит нас.
Ценнайра кивнула и сказала:
— Но примет ли Брахт твое решение? Он не умеет прощать.
— Истинно. — Каландрилл коротко и невесело ухмыльнулся. — Это верно. И все же, если ты убедишь меня, я постараюсь повлиять на него.
— Как мне убедить тебя? — спросила Ценнайра, откидывая голову и вглядываясь в бархатистое небо. На мгновение она закрыла глаза, словно отдаваясь на милость победителю, но затем решительно открыла их и повернулась к Каландриллу. — Убедит ли тебя, если я скажу, что сделала выбор, когда увидела, как тебя уносят уваги? Что в тот момент я думала только о том, что ты можешь погибнуть, и мысль эта была мне невыносима? Ты сказал, ты любишь меня, и я заявляю тебе, Каландрилл ден Каринф, что я тоже люблю тебя. Нет, — она жестом попросила его помолчать, — не перебивай. У нас впервые появилась возможность поговорить с глазу на глаз, впервые никто нам не мешает. Я хочу, чтобы ты знал, кто я есть на самом деле, а потом суди меня.
Лицо ее стало решительным и таким же жестким как у Брахта. Каландрилл кивнул, соглашаясь. Глядя в ее глаза, он понял, что признание это будет для него тяжелым. Ветер словно похолодел, шепот деревьев стал угрожающим. «Дера, не покидай меня, — подумал он, — побудь со мной, направь меня».
Холодное дыхание ночи ничего не значило для Ценнайры, но все же по телу ее пробежала дрожь. Обхватив себя руками, она не мигая смотрела на Каландрилла, решившись рассказать ему всю правду до конца. Если он отвернется от нее, Ценнайра безоговорочно примет его выбор. Но она чувствовала, что между ними не должно быть больше тайн. По дороге от Кандахара до этой лесной поляны Ценнайра сильно изменилась. Она уже не просто зомби, посланная Аномиусом, и уже не та женщина, какой была раньше. И потому испытывала потребность снять с себя невыносимую тяжесть и рассказать ему все.
— Я была куртизанкой, — начала Ценнайра, и голос е не дрогнул только потому, что она крепко держала себя в руках. Произнося эти слова, она молилась только о том чтобы Каландрилл правильно ее понял, чтобы он поверил, что она уже больше не та. — Меня обрекли на смерть за то, что я убила ножом клиента. Он не заплатил мне, а когда я отобрала у него кошель, пригрозил выдать меня властям, и тогда я ткнула его ножом в живот. За это меня приговорили к казни.
Аномиус отыскал меня в темницах Нхур-Джабаля и приказал освободить. Я тогда не понимала почему. Я подумала… — Ценнайра пожала плечами, словно то, что она собиралась сказать, было и так ясно. — Он околдовал меня, и я стала его слугой. Его колдовство дало мне такую мощь… Что такое голод, я знаю не понаслышке, а благодаря Аномиусу пища превратилась для меня в простое удовольствие. Я стала сильной, мне не нужен сон, я вижу и слышу… Бураш, ты это знаешь! Иначе бы я не нашла тебя. Меня эта сила опьянила, но взамен Аномиус забрал сердце. И если я воспротивлюсь ему, он уничтожит меня. Он отправил меня, как охотничью собаку, в погоню за тобой и Брахтом. Тогда он ничего не знал о Кате, об этом он выведал от меня, когда я побывала в Вышат'йи.
