«Сестра моя заправляет в Лиссе, на твоей родине».
Из-за деревьев вышел конь, огромный, много больше жеребца Брахта. Звезды то ли отражались, то ли просвечивали сквозь его шерсть. Он был словно весь соткан из тени и света, форма его мерцала и переливалась, словно внутри него танцевала сама сила жизни. Трава светилась под копытами, а из глаз струился лунный свет.
Каландрилл проговорил:
— Хоруль.
«Истинно. — подтвердил бог. — Это моя земля. И зов твой дошел до моих ушей».
Тень, дрогнув на мгновение, превратилась из лошади в человека, обнаженного, мускулистого, с головой коня. Грива гордо спадала на огромные плечи, в глазах светился ум.
Ценнайра плотнее прижалась к Каландриллу, дрожа всем телом. Он сказал:
— Тебе нечего бояться, если ты не солгала.
Ценнайра покачала головой, но ответил за нее бог:
«Она не солгала, все, что она сказала, - правда».
Тяжелый груз сомнений спадал с плеч Каландрилла.
— Значит, она с нами? — спросил он. — И ей тоже предстоит сыграть свою роль?
«Истинно, - подтвердил бог. — Но это может стоить очень дорого ей или тебе».
— Ты не объяснишь?
«Не могу. - С лошадиных губ сорвался легкий, грустный, как падающая звезда, смех. — Я связан. Сестра и братья мои уже говорили тебе об этом. Мы помогаем вам чем можем. Но мы тоже связаны замыслом, стоящим выше нас. Его задумала сила, превосходящая нас по величию».
Каландрилл поднял глаза — человек-лошадь был по меньшей мере на голову выше его — и сказал:
— Должен ли я ей доверять?
«Разве ты не любишь ее?»
— Люблю.
«А чего стоит любовь без доверия?»
— Но…
«Она была куртизанкой? Колдун выкрал ее сердце и превратил ее в зомби? Она убивала людей, коих считал ты друзьями?»
— Да, это я и хотел спросить.
«И все же ты любишь ее?»
— Да, но…
«Ты думаешь, она не могла так измениться? Она не заслуживает прощения? Загляни в свою душу и доверься тому, что ты там увидишь».
— Ты хочешь сказать, что смерть Менелиана и других ничего не стоит?
«Я говорю - ищи ответ. Я же могу предложить тебе только те, что находятся в моей власти. Согласиться с ними или нет - решать тебе. Но знай, что плотский орган, каковой называете вы сердцем, не является вместилищем души, он просто механизм. Душа укрывается в другом месте, она в каждой клеточке вашего существа, она в крови и в мышечной ткани, в костях и коже, она - это все ваше смертное существо, она — это целиком вы, а не какой-то отдельный орган. Тот выскочка-колдун держит в своих руках лишь ее сердце и ее физическое существование, но он не может изменить ее суть. Все изменения в вас происходят под влиянием времени и общения с другими людьми с такими, как ты и твои товарищи».
Опять тот же призрачный смех, словно танец далеких звезд в ночном небе, словно первые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь дымку рассвета.
«Доверять ей или нет — это твой выбор, Каландрилл денКаринф. Но если ты ее любишь, я бы на твоем месте поверил. Я бы забыл, кем она была, и поверил бы в нее такую какая она сейчас. Смерти, о которых ты говорил, не мелочь, ибо каждая не дожитая до конца жизнь - это долг каковой когда-то каким-то образом должен быть оплачен. Но она может искупить свои грехи. Разве не рисковала она собой ради тебя? Ради вашей цели?»
— Истинно, рисковала. — Каландрилл крепче прижал к себе Ценнайру, вдруг почувствовав ее руку вокруг талии. И прикосновение ее было ему приятно. — Но в чем заключается ее будущая роль?
«Этого я сказать не могу. Разные силы заправляют в царстве, кои величаете вы эфиром… — Хоруль помолчал, и огромная с черной гривой голова чуть покачивалась из стороны в сторону; ноздри раздулись, словно он втягивал в себя ароматы ночи… — Силы сии стоят выше меня и всех Молодых богов. Фарн шевелится во сне, он желает уничтожить нас, и сила его растет не по дням, а по часам. А подпитывают его люди, люди его и должны победить».
— Ты говоришь загадками, — сказал Каландрилл, повторяя слова Брахта. — Если люди придают Фарну силу, как они могут его победить? Почему вы не укажете нам путь?
Человек-лошадь рассмеялся, и дрожащий свет сорвался с его губ и упал на траву. Хоруль развел руками.
«А разве жизнь не загадка? Почему Ил и Кита покинули сей мир? Почему бросили они его на произвол Фарна и Балатура? Почему вновь не вернулись в него, когда между богами разразились войны? Я не могу тебе сказать, Каландрилл. Простых слов для этого мало. Ты связан с тем, что есть ты, Каландрилл, а мы, Молодые боги, связаны с тем, что есть мы. На всех нас лежат ограничения, и никому не дано их разорвать. Нам остается только попытаться выскользнуть из них или смириться с ними. Делай то, что должен делать ты, а я буду делать то, что должен делать я, а сверх того я ничего не могу сказать».
Каландрилл едва не произнес: «Новые загадки!», — но сдержался:
— Но если вы, Молодые боги, окажете нам помощь мы наверняка одолеем Рхыфамуна. Помогите нам до него добраться, помогите отнять «Заветную книгу», и тогда никому не придется бояться пробуждения Фарна.
«Если бы мы могли, — отозвался Хоруль, — неужели ты думаешь, этого бы не сделали ? Но мы не можем. Фарна стремятся пробудить люди, и люди должны помешать его пробуждению».
— Вы слишком много хотите от людей, — сказал Каландрилл.
«Возможно. Но разве люди не слишком много просят у нас?»
— В таком случае прошу тебя о другой услуге, не столь значительной. Не поможешь ли убедить Брахта и Катю, если в этом возникнет необходимость?
«Будь они сейчас здесь, они бы поверили».
— Но их здесь нет, позволь мне привести их или явись сам.
«У нас мало времени».
Огромная голова как бы развела в стороны высокие деревья и кивнула на мерцающие звезды. Каландриллу даже показалось, что они потускнели, и он почувствовал неприятное пощипывание на коже, словно воздух сгущался в ожидании шторма.
«Фарн и этого бы нам не позволил, будь он в силах, но он пока еще не настолько силен, и все же…»
Бог смолк, откинув голову назад и раздувая лошадиные ноздри. Каландрилл посмотрел туда же, и ему почудилось, что перед ним задернули шторку. Звезды и луна исчезли, но не за облаком и не за предрассветной мглой. Они просто пропали, словно их и не существовало.
«Он ворочается, он сердится. — Хоруль перевел взгляд на Каландрилла и Ценнайру. — У меня нет больше времени, я должен идти, иначе гнев его может обрушиться на вас. Идите своим путем, но не забывай, Каландрилл, что сердце твое глаголет истину и что искупление возможно. А теперь прощайте».
