— Бедный мой мальчик… Тебе больно?
«Молчать, не отвечать ничего… Не забывать ничего…»
— Ну что же ты? — Теплое, искреннее недоумение….Абсолютная власть, зажатый в железном кулаке Валинор…
— Что ты делаешь? Зачем все это — прямо как маленький… Что с тобой — ты разучился различать добро и зло?
…Пустой взгляд Ауле с затаившимся на дне зрачков ужасом…
Не пошевелиться — холодные стальные прутья впиваются в грудь, пронзают насквозь, выскабливая — чуждое, недолжное.
— Ты же всегда понимал Меня… Ты же знаешь, что Мелькор принес в Арду зло; зачем ты выпустил его?
— Все было по правилам… — Каким неимоверным усилием дается каждое слово, словно колюче-раскаленным песком обжигая горло…
— Зря ты упорствуешь. Подумай о тех, кто с тобой… Страшные, яркие видения. Липкий, парализующий ужас — то, что осталось от него, корчилось, сжавшись в комок дрожащих нервов.
— Ты хочешь гибели Арды? Ну что же ты молчишь? Возлюбленный Мной более других — и теперь выступаешь против Меня? Разве Мой Замысел не прекрасен? Что случилось?
Боль почти отпустила, точнее, дошла до сверхвысокой, тонко вибрирующей ноты, свиваясь в клубы образов, мерцание вспышек цвета на грани чувствительности. Пошевелиться Вала по-прежнему не мог, скрученный удушливым туманом.
— Ну объясни же наконец, в чем дело?!
— Разговаривать — так? — Манвэ невольно усмехнулся.
— Ты сам виноват — не надо было дерзить. Почему ты перестал Меня слушаться? Ты не веришь Мне?
…Верить… Эонвэ, не верящий своему сотворившему уже две эпохи по меньшей мере, страх, жирными, клейкими клочьями сажи облепивший Блаженные земли, кровь на снегах Таникветиль, волна над Нуменором, провалы вместо глаз, летящий вниз золотой вихрь и взорвавшиеся кровавым болезненным смерчем алые капли мгновение спустя… Курумо, которому не придумать наказания хуже жизни…
Во что верить?
Кому верить?
Острые, тонкие лучи пронзили голову, нащупывая сгустки мыслей. Когда читают — тебя, это всегда так больно?.. Впрочем… что же, читай!
Безумная, бредовая мысль: вдруг — поймет? Они ведь понимали друг друга… Или и тогда это лишь казалось?
Какое участие в голосе:
— Бедный, бедный… как же тебе досталось от вражьей лжи…
— При чем тут он? — Сознание размывается, плывет, все затягивается туманной кисеей…
— Я верю, ты справишься с ним и с его наваждениями, — ты же сильный, Я знаю, и Мое благословение пребудет с тобой.
— Благословение… Да, я его чувствую… — Ехидство все еще не покинуло Повелителя Айнур…
— Лекарство бывает горьким и лечение болезненным… но ты исцелишься — разрушив вражеские козни…
— Пока я правлю, больше никогда из-за разницы во мнениях не прольется кровь. Никого не сбросят с Таникветиль, никого не лишат памяти…
— Зло проникло в них… И тебя коснулось его дыхание, отравив душу. Сильны враг и насланная им ложь…
— Ложь? — Снова резкая боль, вспыхнувшая раскаленными остриями, — или это языки пламени? Вот они опали, прохладное дуновение разогнало рой жалящих искр…
— Конечно, ложь. Ничего этого не было — только мир и справедливое возмездие…
Кровь на склоне Тагшкветиль бледнела, розовея, как восход. Сейчас взойдет солнце, все заиграет звенящей радугой…
— Все будет хорошо. Бедный Мой мальчик — как ты устал…
Не расслабляться, не поддаваться этому искушению — соскользнуть в нежно-серебристое беспамятство. В забвение… Забыть — все?
— Ты сын Мой возлюбленный, ты всегда был близок ко Мне, Моя воля — твоя воля…
— Но… Круг?
— Все исправится, не беспокойся. Все будет хорошо… Хорошо… Хорошо…
Словно скользишь по гладкому ледяному склону, и дыхание слетает с губ стаей белых мотыльков… Скольжение — почти полет… Полет?! Ты — не летаешь — уже три эпохи! Потому что небо — светлое, чистое, как дыхание юной Арды — не для исполнителей, чьи руки в крови детей — пусть искаженных… Пусть ты и верил, что лишь тонкая грань, незаметный шаг отделяет их от орков, и дивный облик — лишь видимость…
* * *
Перед блистающими тронами в Маханаксар стояли пленники — Перворожденные и Сотворенный, Искаженные и Исказивший. Те, кого не должно быть… Прекрасные облики, а за ними — Тьма. Не может быть иначе, если они столько времени провели во власти Того, Кто Искажает…
Прозвучало обвинение — может, они покаются? Может, самый воздух Блаженных земель уже начал целительную работу в их сердцах?
Но они молчали, и в их глазах не было раскаяния. Страх — был, живой, естественный — но не тот, убивающий мысль, перемалывающий душу…
— Мы выбрали… — произнес высокий эльф, обнимая прижавшуюся к нему подругу, и в его взгляде было — решение. Как и у остальных — они были единым целым, неразрывно спаянным одной верой…
Они мгновение смотрели в глаза друг другу — Владыка Арды и пораженные Злом эльфы, и Владыка прочел в горячечном сумбуре их мыслей: жить иначе они не смогут — и не будут. Изменения слишком сильны… И стоящие в Круге поняли — им не жить.
Прозвучал приговор, и упал на колени, каясь во всех грехах разом, тот, кто сделал их несовместимыми с Замыслом, изначально обрекая на гибель. Отчаянно надеясь спасти, не понимая, что изменил их необратимо и жизнь — иная — им не нужна.
Лучше пусть убьет их — сам, наиболее безболезненным для них образом — это последнее, что могут дать Мятежнику Могущества Арды…
Нет. Прав тот эльф, говоривший о выборе, умолявший теперь своего Учителя встать с колен и прекратить бесполезное унижение. Ничего нельзя сделать…
Окончательный приговор они выслушали, смеясь; вполне понятно — слезы излишни. Выйдя когда-нибудь из Мандоса, они забудут этот кошмар, начиная новую жизнь, — осталось лишь перейти эту грань, за которой искалеченные души обретут исцеление. Души, прекрасные даже сейчас. Что же, если Мелькор не в состоянии помочь им сделать этот шаг…
В глубине сознания раздалось тихо, но отчетливо: «Дай им еще одну возможность раскаяться и отречься — они не должны умереть быстро; может, боль и близость смерти отрезвят их и они успеют спастись — не проходя Залы?»
Темнели фигуры на склоне Таникветиль, ветер шевелил волосы… Он видел их глаза, слышал их мысли, сплетающиеся в одну: «Мы не сможем жить — так…»
Он потянулся к ним, пытаясь понять, боль хлестнула, не давая сосредоточиться, но главное он уловил — выбор. Окончательный. В последний раз их взгляды встретились — и понимание искрой скользнуло меж раззолоченным троном и белоснежным склоном высочайшей горы Арды. Они не могут жить — и не будут.
Кажется, о чем-то просила Ниэнна, что-то сказал Мелькор… Он не слышал. Его мысль дотянулась до кружащих в небе орлов, его сотворенных, его свидетелей:
