— Это не твоя оплошность.
— Я не смог поймать, — пробормотала птица, — ты теперь не станешь летать на мне…
— Меня не так легко испугать, — усмехнулся Владыка.
— Ты что, собрался лететь? — прошептала Варда, тревожно вглядываясь в лицо Манвэ.
— А ты думаешь, я теперь со страху буду на Таникветиль пешком бегать? То есть летать-то он у меня охоту давно отбил, но орлы тут ни при чем.
— Наверное, ты прав. — Взгляд у Варды стал жестким. — Полетели.
Эонвэ решительно приготовился к перемене облика:
— Полечу ниже — и поймаю, если что. По второму разу не выйдет.
Мелькор пощупал свое крыло — лететь он сможет и подстрахует Эонвэ.
— Я своим ходом скоро доберусь, — проговорил Тулкас. Покосился, выглядывая Нэссу, — но та давно, сразу после окончания Круга, покинула Маханаксар. И к лучшему.
Ульмо согласно кивнул:
— Я тоже приду — надо держаться вместе.
Ирмо бесшумно приблизился. Айо, успевший сразу после Круга переброситься парой фраз со Златооким, которому Эонвэ вручил цветок-привет, стоял рядом с Валой.
— И я зайду — ты ведь не против? А Намо и Ниэнна останутся у себя — к ним, глядишь, за разъяснениями побегут, так они найдут, что ответить.
Манвэ кивнул — оказывается, даже если бразды правления выпадут из некстати ослабевших рук, все наладится и, в крайнем случае, справятся без него. А то, что раскрошился ледяными сколами образ всесильного, непреклонного Владыки, — что же, пусть так. Плевать…
— Может, не надо, Ирмо? Я ведь не знаю, что случится, еще попадет тебе ни за что.
— С чего ты меня беречь решил? Если Владыка не идет в Лориэн, Лориэн приходит к Владыке, — усмехнулся Мастер Грез. — Есть вещи, с которыми я неплохо справляюсь… Мы придем, — закончил он не допускающим возражений тоном и переглянулся с Айо. Златоокий не смог сдержать улыбки.
Манвэ, грустно усмехнувшись, махнул рукой:
— Милости просим. Буду рад видеть тебя, Ирмо. Взялись тут оберегать хором… — пробормотал он.
— Значит, такова НАША воля, — улыбнулся Ирмо и направился к Ойлоссэ.
Ильмаринский двор начал полет.
Глава 21
Все обошлось: похоже, Творец в гневе временно отвратил лик Свой от бессовестной неблагодарной твари — или тварей.
Прилетев в чертог, Валар устроились в кабинете Манвэ. Майар, несмотря на сопротивление, были отправлены в соседний зал — прибывающих с минуты на минуту гостей должен был кто-то встретить. И что Манвэ, что Мелькору было почти несносно ловить на себе тревожно-сочувствующие взгляды.
Владыка вытянулся на ложе, Варда и Мелькор уселись рядом, пытаясь просчитать следующие шаги.
— Похоже, Отец от тебя не отстанет: слишком большую власть передал Он в твои руки, — обратился Мелькор к брату.
— Еще бы. И вообще, Он же только с ним все время беседовал, все остальные привыкли считать, что Воля Единого и Воля Манвэ — одно и то же, — пожала плечами Варда. — Кто же с тобой, милый, связываться будет: Эру далеко, а ты — вот, рядышком… — Королева усмехнулась.
— Ну да, выходит, что даже если ты с Эру повздорил, то сам разберешься, и нечего в это встревать, — развел руками Черный Вала.
— Ага, а то вот помирюсь, а тем, кто в сторону ушел или против выступил, все припомню, — фыркнул Манвэ.
— Похоже, Он и впрямь после нашей приятной беседы не стал следить за остальными, — раздумчиво проговорил Мелькор, — а то много интересного бы узнал…
— Честно говоря, я даже не ожидал от них… — Манвэ опустил глаза.
— А ты думал, что тебя все ненавидят и боятся и только и ждут, когда ты оступишься? Вообще-то я сама смутилась, — покачала головой Варда.
Она встала и выглянула в окно:
— Вон они идут.
Вдруг в какой-то неуловимый миг ее лицо изменилось, застыв, она словно вслушивалась во что-то внутри себя. Голос. Как давно она не слышала его…
— Приветствую тебя, дочь Моя.
— Приветствую тебя, Илуватар. — Она сразу узнала Его и напряглась, пытаясь понять, что захочет сказать ей Единый. Может, удастся уговорить Его — она же всегда была с Ним заодно, оберегая сошедших на Арду Айнур от опасного для них знания, она была Его глазами…
— Варда, Я очень огорчен, Меня беспокоит состояние твоего супруга, Я боюсь за него.
— Что внушает Тебе беспокойство, Отец?
— Его неожиданное упрямство. Он отдалился от Меня, перестал доверять Мне, и это болью наполняет Мое сердце. Ведь Я всегда благоволил к нему более, чем к остальным сотворенным Мной Айнур, и Владыкой поставил над теми, кто по велению сердца связал себя с Ардой.
Варда с тщательно собранным почтением внимала вступлению. Сейчас, видимо, Единый перейдет к сути дела…
— Почему он поступает наперекор Моей Воле, руша то, что с таким трудом и такими жертвами было достигнуто? Зачем упорствует в своей ошибке?
— Но, Отец, все было по правилам. Когда он извлек Мелькора из-за Грани, беспокойство о судьбах Арды руководило им, желание убедиться, что Мятежник не затеял ничего опасного для этого, мира…
— Ну и отправил бы его обратно — Мне, что ли, учить вас, как это делается? Но он даже не попробовал — напротив, примирился со злейшим врагом всех Айнур.
— Он все же его брат, о Единый.
— Братом ему был мятежник в мыслях Моих, пока через упрямство и гордыню не низвергся он во Тьму и не предался злу. Но любовь к творениям Моим оставила его, и никого не любит он, кроме себя, и утратил право называться братом того, кого Я нарек благословенным, ибо зла и Тьмы нет в нем. Но даже в его чистое сердце ныне проникла отрава Тьмы и лжи, измысленной Отступником, — а ведь воля его была тверже алмаза. Долгое время он непростительно мягко обращался с мятежником — но Я щадил его чувства, все же надеясь, что и Мелькор осознает это и не будет более упорствовать в заблуждениях своих…
— Но Мелькор больше не упорствует и не хочет войны, пребывание за Гранью, в Пустоте сломило его и лишило сил…
— Однако он по-прежнему подстрекает к бунту. А что касается его стремления к миру, то вспомни, какие клятвы и заверения давал он, стоя в Круге Четырнадцати, обещая всеми силами помочь исправить зло и исцелить раны, нанесенные Арде его деяниями. И притворство его обмануло многих, и Манвэ в том числе, а он, выждав момент, смерть и разрушение принес в Блаженные земли и сбежал в Средиземье, дабы там продолжать сеять ложь и зло.
— Но в конце Первой эпохи он был наказан и низвергнут за Грань.
— Именно, причем навечно — таков был приговор Мой, изреченный через Манвэ. Если бы он там искренне раскаялся, Я бы, возможно, взял его к себе в Чертог, дабы окончательно исцелить, но смирения и осознания пагубности своих дел не было в нем. А теперь супруг твой освободил его, даже не потребовав покаяния, без каких-либо условий, словно не зная, на что тот употребит обретенную свободу.
