Похоже, в моем обществе он чувствует себя чуть более раскованно и, видимо, осознает это. Небезосновательно — я не увлекаюсь доносами, и меня не так легко чем-то шокировать.
* * *
Гортхауэр допущен ко двору после того, как Владыка Нуменорэ удостоил его личной беседы. Много бы я дал, чтобы ее послушать или хотя бы взглянуть на их рожи. Во всяком случае, коль скоро майа вышел в свет, обратно его уже не выкинут, или я его недостаточно узнал. Конечно, он хочет забраться повыше — к чему время терять, да и каждый устраивается как может. Если бы у меня за спиной была моя страна, чья судьба зависит от капризов победителя, я бы тоже из кожи вон лез, чтобы того очаровать. Все-таки трон — крайне неуютное место! Видит Эру, если кому-то вздумается меня туда затащить, я проткну его мечом! А если такое все же случится (упаси Валар!), то я там такой балаган учиню — все пожалеют. Видел бы дядя эти строчки… Ему и так уже всюду заговоры мерещатся. А все же приятно, что уж от меня Гортхауэру никакого проку с политической точки зрения, хотя — как знать… У меня всякое и всякие бывают. По крайней мере, ничего секретного, кроме военной карьеры, у меня не водится, так что в общении со мной почтенному майа придется быть бескорыстным хотя бы в большинстве случаев…
* * *
Был на балу во дворце — дело скучноватое, но порой полезное. Интересно Его Величество на майа поглядывает… Некая жажда обладания скользит в этих мимолетных поглядываниях. Забавно, впрочем, кроме прочего, Гортхауэр умеет быть очаровательным — прямо не ужасный Черный Властелин, а дивный эльф! И эта внешняя мягкость со стальной пружиной внутри… А дядюшка любит побеждать. Похоже, Гортхауэр что угодно использует. Почему мне не жаль дядю и настолько плевать, что из всей этой истории получится? Стеклянный купол все плотнее…
* * *
Да, дядя, похоже, все больше увлекается Темным майа. Почему это меня не удивляет? Конечно, теперь Гортхауэр все больше времени проводит во дворце. Скучаю ли я по нему? Трудно сказать — с ним, по крайней мере, интересно. Впрочем, дел полно. Вот запрусь на неделю в мастерской и добью этот рельеф. А то приходят всякие, работать мешают…
Что-то в последнее время почти никого не могу видеть. Раздражают голоса, смех, свет, наконец. Сегодня желательно объявиться у Лайузира. Сил нет туда тащиться…
Нет, пожалуй, есть. Силы. Точнее, нашлись. Неплохое зелье. Ничто не раздражает, я спокоен и непробиваемо весел.
Миналхила забрали ночью прямо с постели. Чем-то взбесить дядю умудрился. Говорили ему — плетью обуха не перешибешь. Некая «негибкость» ныне уже в числе пороков. Если говорить прямо — неумение прогибаться до бесконечности, смеяться, когда не до смеха, и хранить серьезную мину, когда скулы от смеха сводит.
Интересно, на сколько еще «Айа Фаразон!» меня хватит?
Вовремя я приказал заложить окна. Впрочем, уши и глаза строительным раствором не зальешь. Зато иным зельем… Наверное, это не выход, хотя и соблазнительно…
* * *
Надо бы в Андуниэ съездить. Родители, не иначе, с ума сходят от слухов о моей персоне, что гуляют по острову…
* * *
Вот нечаянная радость — Гортхауэр заглянул на огонек. Жаловался на скуку. Рассказывал о дворцовых интригах, очень похоже всех передразнивал, включая дядю.
Наконец он расслабился, заговорили о разном, спустя недолгое время мы уже обсуждали извечную проблему Света и Тьмы — вот уж бесконечная тема.
Гортхауэр все больше волновался, наконец чуть не в слезы ударился, пытаясь доказать, что Мелькор был чем-то приличным. Рассказывал о нем взахлеб, сбиваясь, перескакивая с одного момента на другой, ломая пальцы и хватаясь за голову. Никогда его таким не видел. Неужели сейчас он искренен? Или все же играет и это представление предназначено для меня? Зачем? Я и так не отличаюсь категоричностью.
В конце концов, что мне до Мелькора, я ведь с ним незнаком и, по попятным причинам, такой чести иметь не буду.
Если это искренне, то, по всему, Гортхауэр безумно его любит. До сих пор — это даже трогательно. И если время не приглушает память у таких, как он, — то черному майа можно посочувствовать.
Почему он на меня так смотрит? Порой — словно призрак увидел. Я что, напоминаю ему кого-то?
Как идет сегодняшнее освещение к его лицу и настойчиво-безумному взгляду! Написать его портрет, что ли?
* * *
Дядя, похоже, не на шутку увлечен майа. Даже на приемах видно, как взгляд Его Величества, словно привязанный, следует за Гортхауэром. Говорят, они очень много времени проводят вместе. Дядя и впрямь выглядит усталым. Еще бы — он, конечно, велик и могуч, но все же человек, а при майа ему хочется выглядеть чем-то большим.
Усталость — ужасная штука. Очередное зелье помогло на три дня, но потом все же пришлось отсыпаться. Воистину, тело — капризная вещь, бессовестно ограничивающая мысль и желания (не все, разумеется, да и речь в данном случае — о количестве отпущенного времени). Так или иначе, оно, тело, порой раздражает — хоть и красивое. Впрочем, через пару сотен лет все равно лежать ему в родовой усыпальнице нарядным и по мере возможности не столь быстро тленным.
Время — не удается порой его рассчитать, и вообще кажется иногда, что я вне его потока. Иллюзия, но сколь ощутимая. И старость свою представляю с трудом. Умом понимаю, до сознания не доходит. Полагаю, однако, что до старости не доживу, что даже радует…
* * *
Кстати, о вечной молодости: дядюшка увлекся Тьмой, — о, если Гортхауэр так с ним беседовал, как мы давеча… Не подлежит сомнению, что Его Величество интересует практическая польза от той или иной вещи и он жаждет знаний о продлении молодости, недаром ныне во дворце пребывает столько лекарей и магов…
Представляю себе сочувственное выражение на лице Гортхауэра. Думаю, он-то из дядиных горестей извлечет столько пользы, сколь это возможно, и немного больше.
Думаю, Мелькора Его Величеству майа преподнесет как источник вечной молодости. Впрочем, увы, бессмертие не заразно…
* * *
Несколько месяцев спустя.
Вчера Рецетел добился у меня аудиенции. Принес очередной проект — ну конечно, «арбитр изящества» — не должность, но — данность, которой не всегда можно и стоит пренебрегать…
Интересно, над таким сооружением ему дядя посоветовал поработать или великий зодчий.опять бежит впереди колесницы? А начертал он проект Храма Тьмы…
Как всегда, это было нечто громадное, изукрашенное вдоль и поперек, как внезапно разбогатевшая крестьянка. Вместить всю эту сомнительную роскошь сможет, пожалуй, лишь площадь перед дворцом.
Рецетел доверительно сообщил, что в качестве места постройки он, возможно, получит Менельтарму. Подумал бы, что будет напоминать сия гора с таким утолщением сверху, — ибо площадь постройки чуть ли не больше площади вершины. Пара-тройка народных названий такого архитектурного памятника сразу завертелась в голове…
