Да-а, на эти служения только как следует «запорошив глаза» и можно появляться без вреда для душевного и умственного здоровья. Конечно, красное на черном выглядит весьма колоритно, хотя это сочетание цветов и не ново, и казни — не редкость, но все вместе — получается невообразимо пошло и безвкусно, примитивно как-то. Тем более что перерезание горла — привилегия уличных грабителей, и возводить сие в сакральное действо — дурной тон. Вены перерезать — и то изящней…
* * *
Гортхауэр в гости напросился, вошел, всем видом являя смущение. Я с вежливым видом дал понять, что готов внимать ему.
Он заговорил обо всем этом храмовом балагане; дескать, это в первую очередь политика, дело пошлое по определению, про эстетику речь и не может идти. Опять же в жестокого бога народ скорее поверит и уважением проникнется. В этом майа, увы, прав — народ в целом превратился в быдло (или всегда таковым являлся), и для него чем больше резни, тем все солидней.
Повел речь о слиянии сил через жертву. «Захочу с чем-нибудь там слиться — сам себе вены вскрою», — подумал я. Конечно, кровь — это сила, кто бы спорил.
— А Мелькору — Там — это и впрямь может помочь? Или утешить? — риторически поинтересовался я. Гортхауэр помрачнел и разговор о Храме свернул. Спросил о самочувствии…
Сила… Где ее брать, эту силу? Как?
Он мне заявил, что я-то способен на это, при моей-то крови, той самой, майар, элдар и людей. Опять он за свое! Ну не похож я на человека внешне, а что проку?! Вчера вон седой волос нашел, в мои-то годы. Правда, кажется, что живу уже не одну сотню лет…
Майа говорит, что мне нужно в себе майарскую сущность пестовать, а от остальной шелухи постепенно освобождаться. Мол, воля к бытию сильнее жизни. Надо быть, а не жить, как простые люди. Надо отделиться от серой массы человечества, обрести свое иное, непохожее ни на кого «Я».
— Вот уж невидаль, и так себя чужим почти всегда чувствовал! — мрачно заявил я.
Гортхауэр сразу начал развивать тему моей исключительности — это уже не в первый раз; впрочем, поведал, что я — единственный, кто хоть как-то ему близок по сути и состоянию ума. Видите ли, такие, как я, редко встречаются, и он не хотел бы меня терять… Сбился, опять взирая на меня зряче-пустыми глазами, как тогда. Сказать бы ему прямо, чтобы не давал воспоминаниям и иллюзиям уносить себя ни с того ни с сего, но промолчал. Пусть думает и видит, что хочет, его личное майарское дело.
* * *
Пропал, как в воду канул, Амандил. Так и не свиделись со всей этой суетой. Жаль.
По поводу его исчезновения мнения разделились — одни, их большинство, считают, что он уплыл на материк, есть даже некоторые, утверждающие, что видели, как он на небольшом паруснике отплыл на восток; другие полагают, что его просто убрали представители тайной службы, — он с некоторых пор у дядюшки в немилости пребывал. Уже одно то, что Амандил давно является главным авторитетом у Верных…
Впрочем, среди Верных прошел слух, что он, лишь для виду проплыв с десяток фарлонгов на восток, втайне повернул на запад, мечтая, как некогда Эарендил, доплыть до Амана, дабы просить Могущества Арды навести порядок на нашем развеселом острове. Ну да, кому еще с расшалившимся майа управиться…
Занятная версия… Вера его, если так, достойна по крайней мере сочувствия, а вот возможность исполнения подобной миссии… Чудес дважды не бывает. Если в легенде об Эарендиле и есть доля правды, то когда это было… Похоже, Валар, если они еще где-то на Арде, давно уже на Эндорэ плюнули. А уж на Нуменорэ — точно. Да кто угодно плюнул бы,.если бы его так ругали и так посланникам хамили.
* * *
В голове — пустота, гулкая и глухая. Перевод застрял.
Очередное зелье помогло ненадолго. Два дня бурной деятельности — и обвал.
* * *
Бросаюсь то туда, то сюда. Все, что ни приму, взбадривает ненадолго — глотки жизни. От вспышки до вспышки, между ними — вязкий туман и серая тишина.
Горелые хлопья медленно осыпаются перед глазами, сколотыми булавками…
* * *
Все время знобит, хотя камин постоянно топят. В крови плавают острые ржавые льдинки.
Зашел Гортхауэр. Посочувствовал, пожурил, рассказал новости. Все идет своим чередом. Жизнь обтекает меня, как камень в канаве, пролетает, задевая приторно-пыльными крыльями…
Да, он сидел и смотрел на меня, сочувственно и словно прикидывая, на сколько еще меня хватит.
Ненадолго. Впрочем, какая разница — годом раньше, годом позже — все равно сгорю, уже выгорел, придется подбрасывать дрова, отсыревшие и чадящие.
Что-то в этом роде сказал я ему — смешно еще перед ним притворяться.
С чего он вообще явился?! Мог бы уже позабыть — во дворце прижился, островом крутит как хочет — зачем ему я? Скучно ему, что ли? Так и со мной сейчас не весело…
* * *
— Сила, — пробормотал майа и извлек из кармана перстень. Кажется, это была вороненая сталь. Очень изящный, изысканный и все же лаконичный. И обсидиан, глубокого черного цвета, местами — полупрозрачный, был на месте.
— Хорошая работа, — проговорил я, — вдумчивая вещь.
— Нравится? — улыбнулся Гортхауэр. — Тогда — дарю!
Я поинтересовался, с чего вдруг?
— Думаю, тебе подойдет. Хотя бы по стилю. Впрочем, конечно, это не просто кольцо, ты сам видишь. В нем — сила. Моя сила.
— Тем более такой подарок нуждается в словесном обрамлении, — заявил я. — Как оно действует?
Майа объяснил, что кольцо помогает выявлению и пониманию наиболее доминантной составляющей личности, способствует кристаллизации истинной сути владельца. Учит его изыскивать новые источники силы в себе — и не только.
Казалось бы, то, что мне нужно… Да, у нас были разговоры на этот счет. Но — такой подарок… Почему бы ему быть настолько заинтересованным в раскрытии моей замечательной личности? Зачем я ему? И вообще такие вещи сами по себе требуют платы.
Словно услышав мои размышления, Гортхауэр сказал, что, конечно, кольцо меняет — многое изменится, во мне останется мало человеческого, чувства приглушатся, возможно, усилится ощущение отчужденности. Со многих явлений спадет мягкая, пестрая оболочка, и многое покажется слишком жестким и бесцветным…
— Издержки бытия, — усмехнулся я. — Так оно будет просто развивать и углублять сложившуюся тенденцию. Если оно даст хотя бы внятную иллюзию силы…
Майа протянул мне кольцо, и я положил его на столик у кровати, обещав непременно надеть, когда чуть-чуть отлежусь.
* * *
Я его надел.
Сильная вещь! Словно волна прошла по телу, почти так же, как после приема зелья, но это ощущение было ярче. Сам себе кажешься почти невесомым, как в детстве весной…
