— Манвэ… — невольно вырвалось у Мастера Грез.
— Что? — Разом вернувшись в окружающий мир, Владыка выпрямился в кресле. — Что тебе надо, Лориэн? Чтобы я привязал его к себе еще крепче? Любовь, привязанность — зачем? А если что-то произойдет — опять терять? Ему это зачем — если со мной… — Он резко замолчал, потом продолжил уверенней: — Нет, со мной ничего не будет, никуда не денусь и гнев не навлеку, я же ни в чем не нарушаю Его волю… Этого не может быть, — рассеянно проговорил он.
Ирмо почудился страх. Манвэ боялся. Чего? Кого?
Но задать прямой вопрос он не решился. Если Манвэ и трус, то говорить это ему в глаза не стоит. И еще что-то, какое-то неясное ощущение остановило Мастера Грез. Какой-то не такой это был страх.
— О чем ты, Владыка?
— Я? Так, ни о чем. Тебе не стоило обращать на это внимание.
— Если я уже здесь… — прошептал Ирмо.
— Ну и что? Ты пришел объяснить, что с Эонвэ, вот и объясни, будь любезен.
— Ты не только его довел. Ты и себя уничтожаешь. И не знаю, смогу ли помочь тебе.
— Не думаю. И кажется, я тебя об этом не просил.
— Ты же не даешь себе расслабиться ни на мгновение. Разрушаешь себя… И тех, кто рядом. Тех, кто ближе. Тех, кто любит тебя, несмотря ни на что…
— Я ни от кого не жду любви. Что проку любить, если… если приходится выбирать между любовью и обязанностью, долгом… Знаешь, есть порода пастушьих собак — они кусают отбивающихся от стада овец, чтобы не разбегались… Ты полагаешь, что кто-то принимает во внимание, любят ли овцы собаку?
— Ну нельзя же так, — прошептал Ирмо. — Но… почему ты действуешь страхом? Разве лаской нельзя? Почему ты хотя бы иногда не поговоришь с кем-нибудь…
— О чем?! Об этом? Ты что, Ирмо, совсем в своем Саду грез перебрал? С Вардой? Ей и так хватает, не зря к тебе ходит… Или с Эонвэ? Для чего? Чтобы по-о-нял? — со злым ехидством протянул Король. «На, ешь, сам напросился!» — Ну не будет он меня бояться, я, собственно, специально к этому не стремился, поверит и — что? Будет исполнять все из любви, а не из страха? Какая разница?
— Он не в состоянии все время бояться. Если уж ты его таким сотворил, то наградил бы уж и более крепкими нервами…
— Что мог, то и сотворил! — огрызнулся Манвэ.
— А теперь с себя всякую ответственность снимаешь?
— Я отвечаю за любое из своих деяний, — отрезал Король.
Ирмо покачал головой. Куда увел их этот разговор? Куда зайдет? Он вступил на очень зыбкую почву, и как знать, какие меры по ограждению своей истрепанной души предпримет явно задетый за живое Владыка? Впрочем, раз уж так, надо идти до конца. Он ведь — Властитель Душ, кому еще это расхлебывать?
— Ну почему ты не хочешь хотя бы отдохнуть? Ведь Сады для того и существуют.
— Ты сам когда-то сказал, что врач нужен только живым, — что еще тебе надо? При чем тут я?
— Я не то имел в виду…
— Уже неважно — ты был прав. К тому же не вижу смысла уходить в грезы, в эти краткие часы веря, что все идет так, как хотелось бы, и вообще все просто замечательно и мило. Потом ведь придется проснуться.
— Но всем необходима передышка.
— О да! Люди вот, я слышал, при допросах с пристрастием (они же не могут, бедные, напрямую покопаться в мыслях) отливают время от времени допрашиваемого водой, чтобы не сдох раньше срока…
— Спасибо, Владыка, я тронут, — прошипел Ирмо.
— А при чем тут ты? Ты милосерден, делаешь, что можешь. Поплачутся тебе, успокоятся — и опять все тихо.
— И я скоро сменю прозвище Мастер Грез на Мастер Промывки Мозгов…
— Ты же не хочешь крови? Кровь в обмен на мир, память в обмен на кровь…
— Да сколько можно души наскоро латать? Впрочем, есть ли другой выход?
— Видимо, нет. Такова Предопределенность. По-иному еще хуже будет. Наверное, в нас какой-то изъян. Или, борясь с Тьмой, сами пропитались ей… Уничтожили, а семена прорастают. В Замысле же ничего такого не было… Замысел не мог быть несовершенен… И горе тем, кто попытается противостоять его выполнению…
— Так когда он, Замысел, будет исполнен?
— Это ведомо только Творцу. Мне Он открывает столько, сколько я в состоянии постичь, дабы я мог способствовать исполнению… — Голос Манвэ обрел привычную жесткость.
Ирмо с тоской взглянул на Владыку. Мелькнуло что-то — и вновь скрылось за железной завесой…
«А ты что думал, Ирмо? И так глубоко влез — из милосердия, конечно… Изящно, чистыми инструментами… Ничего, переживу. Неужели не ясно: собственное существование — не слишком большая цена за спокойную совесть и жизнь всех остальных, лишь вынужденных соглашаться с тобой — так или иначе…»
— Я постараюсь быть помягче с Эонвэ. — Владыка перевел разговор в прежнее русло. — Полагаю, он многое осознал, и нам обоим будет проще… договориться.
Владыка Грез понял, что аудиенция заканчивается, — видимо, Королю просто трудно сохранять спокойствие, а выказать боль или усталость он себе не позволит. А то, что он здоров и благополучен, «пусть в Лориэне рассказывает», как говорят в Валиноре. Только не придет он туда.
Ирмо встал, собираясь прощаться.
— Да, еще: тут объявились занятные создания, — проговорил, словно вспомнив только что, Манвэ, — ты, возможно, слышал о них?
— Об Аллоре? Конечно, Намо же мой брат. А кто еще? Ты сказал — создания?
— У него завелась еще и подруга. Тоже бывшая смертная.
— Ну так что? Приглядеться к ним повнимательней? — Ирмо выругал себя мысленно за то, что сам невольно проникся придворной манерой выражаться — нет чтобы напрямую спросить: «Покопаться в душе и памяти? Нужное привить, лишнее вычистить?..»
— Просто попытаться понять, что с ними происходило, — с усмешкой произнес Манвэ. — Там много загадочного, а мне не хотелось бы, чтобы у них начались неприятности. Право, жалко будет.
— А ты беседовал с ними?
— Да, вчера. — Манвэ в несколько штрихов-фраз описал визит недомайар.
— Они чем-то приглянулись тебе?
— Возможно, — высокомерно прищурившись, бросил Манвэ. — Ты осторожней с ними: они существа своеобразные, но достаточно гибкие… Словом, если выплывет что-то занятное, поделись, хорошо? — Это было равнозначно приказу — хоть и в расплывчатой форме: Манвэ оставлял Ирмо лазейку — на всякий случай. Так, по крайней мере, показалось Мастеру Грез.
— Хорошо, — проговорил он, чуть наклонив голову, — рад буду познакомиться. И все же — подумай о моих словах…
— Спасибо. Я подумаю. Когда-нибудь я, наверное, приду к тебе… — Манвэ улыбнулся. Ирмо стало немного не по себе от этой улыбки.
Он направился к двери, оглянулся напоследок и… увидел. Владыка не смотрел на Ирмо, словно забыв о нем. Лицо, обращенное к окну, страшно изменилось — тонкие, изысканные черты словно осыпались алмазным крошевом, и возникло — нечто, стеклянно-прозрачное, ломкое, как обугленный лист пергамента, сгорающий в страшном, холодном синем пламени… Казалось, облик скоро развеется колючим пеплом, а огонь долизывал, жадно и бесшумно, ниши глазниц…
