Хрустальный дворец и мост из радуги сгинули навсегда вместе с благоуханными садами, густыми лесами и сочными пастбищами. Река не остановила своего течения, но воды ее не находили выхода из долины, и постепенно местность все больше заболачивалась. Деревья, кустарники, дивные цветы и растения перегнивали и перерождались, и с течением времени образовавшиеся трясины зарастали унылым ивняком и мрачным черным кипарисом, с ветвей которых свисали серые мхи и лишайники. Земля покрылась пенящейся зловонной жижей, и над всем этим проклятым чародеем местом царствовали полчища гнуса, паразитов и змей.
Говорят, что воины и мирные жители, павшие от заклятия мага, обречены на вечные муки в этом зловещем месте. Под покровом темноты их призраки беззвучно носятся над зловонными топями, излучая призрачный свет и заманивая ничего не подозревающих путников в трясину, из которой нет пути назад.
Но не только бесплотные тени населяют эти места — о нет! Полусгнившие трупы каким-то чудом сохранились в этих наводящих ужас местах. По ночам они встают из могил и бродят по хляби в поисках жертв. И горе тем несчастным, мои дорогие ваэрлинги, которые пойдут на их зов или поддадутся чарам колдовских свечей. Но больше всего, — и тут голос Аравана перешел в доверительный, но пугающий шепот, — больше всего опасайтесь тех… — эльф выдержал паузу и, убедившись, что варорцы и так уже ни живы ни мертвы от страха, закончил: — Тех, кто рассказывает вам подобные легенды, ибо именно они ПОГУБЯТ ВАС!
И с этими словами Араван затрясся всем телом и схватил Фэрил и Гвилли за руки. Перепуганные насмерть варорцы завопили как резаные, но тут же сообразили, что эльф просто пошутил, и дружно рассмеялись. Урус хохотал громче всех, а Риата вторила ему своим мелодичным серебристым смехом.
Лошади и мулы решили, наверное, что хозяева их тронулись умом. Заметив недоуменное выражение, написанное на мордах животных, Риата, захлебываясь хохотом, указала на них остальным. Фэрил с Гвилли так и повалились на землю и смеялись до тех пор, пока совсем не охрипли.
А посреди болота, в полусгнивших руинах дворца, под сводами ветхого старинного склепа стоял человек с желтыми глазами и бормотал невнятные слова заклинания, нашептывая что-то об открывшемся саркофаге, о саркофаге, который занят. В колеблющемся зловещем свете факелов видно было, как дрожат от страха и стоящие вокруг рюкки, и хлоки.
Глава 25
ЛОГОЙ ТОН НЕКРОН
ВЕСНА 5Э988
(настоящее время)
Стоук стоял над раскрытым саркофагом, вперив взгляд горящих желтых глаз в полусгнившие останки того, кто, судя по скипетру, зажатому в руке, некогда гордился своим высоким происхождением. Скелет был в некоторых местах обтянут побуревшей от времени кожей, пустые глазницы устремляли свой невидящий взгляд под своды полуразрушенного склепа, а рот с редкими почерневшими зубами расплывался в зловещей улыбке. Рядом с гробом лежала покрытая паутиной трещин крышка с изображением благородного рыцаря. В отблесках колеблющегося света факелов можно было разглядеть, что из склепа в разные стороны разбегались многочисленные коридоры и переходы. И рядом со своим повелителем, не осмеливаясь оставить его ни на минуту, стояли дрожащие от страха рюпты, которые не знали, каких еще напастей им следует ожидать.
Ряды приспешников Стоука явно поредели. Теперь его свита насчитывала всего семь рюкков и хлоков — и пять валгов. Это было все, что осталось от его многочисленных соратников после погони за Риатой, битвы возле монастыря и во время метели, а также после наказания, которому нерадивые прислужники подверглись за провал своей миссии.
В ту страшную ночь, когда над землей властвовала снежная круговерть, барон и его приспешники ускользнули по потайной тропе в горах. Долгим и изнурительным был их переход по бесконечным подземным лабиринтам, которые совсем обветшали от времени и постоянных подземных толчков. Несколько раз им приходилось подолгу разгребать завалы. Когда Стоук с рюптами выбрались из Гримволлских гор, они не стали наведываться в деревню Индж, ибо хотели замести все следы. Еще через несколько дней они достигли Больших Трясин и дворца. Оттуда по залитым зловонной жижей переходам, по коридорам с измазанными болотной грязью стенами, не обращая внимания на то, что капавшая с потолка вода поминутно грозила затушить их факелы, они добрались к желанной цели Стоука — полусгнившему склепу, взломали его дверь и приблизились к старинному саркофагу. Барон собственноручно откинул крышку и обратился к мумии со словами заклинания, ибо только из царства мертвых мог он получить ответы на свои вопросы.
Лицо Стоука горело дьявольской решимостью, и его властный голос раскатисто разносился по катакомбам:
— Акарэ мэ! Пэйсоу мои!..
…Слушай меня и повинуйся! Вглядись в видения, подвластные одним только мертвецам, — сквозь время и расстояние, сквозь свет дня и ночной мрак. Кто гонится за мной, кто преследует меня?
Стоук весь дрожал, стараясь сконцентрироваться как можно сильнее, пот градом тек по его бледному лицу, а паучьи руки отчаянно тряслись, но он продолжал:
— Ищи неверных, проследи их путь! Раскрой мне свои видения!
Губы барона побелели, но он, превозмогая себя, прошептал:
— Апа кай пэксэ! Эго гар хо Стокос… дэ кэкео сэ!..
…Восстань и поведай мне о них! Это я, Стоук, повелеваю тебе!
Барон трижды повторил эти слова. Рюкки, хлоки и даже бесстрашные валги в ужасе отпрянули назад.
Костлявая рука ухватилась за край саркофага, скипетр с грохотом покатился на пол. Обветшалая одежда свалилась с дряхлых плеч мумии, раздался хруст костей, вверх поднялся столб праха. Мумия сидела, вперив взор пустых глазниц в того, кто посмел потревожить ее покой. На голом черепе ее кое-где висели ошметки дряблой желтоватой кожи. И вот тонкие побуревшие губы ее разомкнулись, обнажив ряд черных кривых зубов, челюсть со скрипом опустилась, и зловещий шепот нескольких голосов, сливающихся в один, раздался под сводами склепа. Ни рюкки, ни хлоки не могли разобрать неизвестного им языка, и от этого их страх только возрастал.
— Пэго ан вилар…
…Зачем… зачем… зачем… ты вызвал меня?.. вызвал меня… вызвал меня… вызвал…
Раскатистое эхо разнеслось по склепу, и гул многих тысяч голосов, то замолкая, то усиливаясь, подобно волнам, наполнил развалины.
Стоук отвечал на том же непонятном для рюптов языке — языке настолько древнем, что теперь его помнили только ученые-чернокнижники да те, кто вопреки всяким запретам практиковал искусство «псайкхомантэа», то есть некромантии и воскрешения мертвых.
— Не пытайся уйти от ответа! Говори: кто следует за мной по пятам? Кто мои враги?
Мумия — «тон некрон» на языке некромантов, — не отводя черных пустых глазниц, глядела на барона еще несколько долгих мгновений. Наконец раздался треск костей, и со скрипом голый череп повернулся на северо-запад. И внезапно тишину прорезал целый хор голосов, разных по тону и громкости, перебивающих один другого и не согласованных друг с другом:
