— Что? — спросила Дейдра. — Это для меня новость.
Коса Ферна обвилась вокруг ее запястья.
— Разве ты не разговаривала со мной об этом, приглашая меня? Может быть, это просто языковая проблема? — сказал он.
Она уставилась на косу, окрутившую ее руку, потом хмуро взглянула на Ферна:
— Ты разговариваешь со своими волосами?
— Иногда. — Коса отпустила запястье, обхватила Дейдру за плечи, сплелась с ее косой, потом отпустила. — То, что я сейчас сделал, у меня на родине означает предложение руки и сердца.
— Но здесь-то это ничего не значит.
— Я прошу прощения. Так вы не хотите, чтобы я поехал с вами?
— Я этого не говорила.
Мэтт шла по улице, улыбаясь морю, и в спину ей светило солнце.
После завтрака они все зашли в магазин. Дейдра купила три коробки печенья, две пачки крупы, три пакета молока, несколько пакетиков кофе, масло, два десятка яиц, два батона хлеба, бананы и сахар.
В доме уже все проснулись. Они набросились на еду и практически все уничтожили.
После завтрака Гален подошел к Терри.
— Ты поможешь мне сейчас?
— Давай попробуем. Все, кому интересно, пойдемте на балкон, — сказала Терри.
Эдмунд, Мэтт, Таша и Гален вышли за ней.
Гален вынул из кармана стеклянное сердце, обмотанное шелковой тряпицей.
— Я тогда вдруг понял, что мне без него неуютно, — сказал он своим ровным размеренным тоном. — Когда я оставил его у вас, я впервые выпустил его из рук.
— Гален, ты все еще считаешь Кросса своим хозяином?
Гален взглянул на нее.
— Таша говорит, что он уже не хозяин мне. Но сам я этого еще не осознал. Когда я поступил к нему в ученики, я попросил его о двух вещах: чтобы дети никогда не чувствовали холода, голода, стыда и чтобы он не требовал от меня большего, чем то, на что я способен. В обмен я обещал быть всегда при нем, изучать то, чему он меня учит, делать то, что он потребует. — Он осторожно развернул тряпицу и взял кристалл в обе ладони. — Вот они, без чувства холода, голода и стыда. Я делал все, что он требовал. Как мне теперь разорвать эти узы?
— Голод? — спросила Мэтт. — При чем здесь голод, они всего лишь в тепле и безопасности.
Гален наклонился к ней.
— Это они сказали?
— Я спросила у них, как можно их вынуть оттуда. Они спрашивали: «Где Гален?» Они сказали, что их поместили туда навсегда, что они в тепле и безопасности. И что ты отдал за это сердце. Они ничего не говорили о голоде.
— Так ты можешь поговорить с ними?
— Да. И голод бывает разный, — сказала Мэтт.
— Вот именно, Мэтт, — поддержала ее Таша дрожащим голосом. — Спроси у ребят, испытывают ли они какой-нибудь голод.
— Как их зовут?
— Бейзил и Лекса, — сказал Гален.
— Бейзил? Лекса? — мысленно позвала их Мэтт.
— Гален! Гален? Кто с нами разговаривает?
— Меня зовут Мэтт. Я хочу знать, испытываете ли вы какой-нибудь голод.
— Нам не нужна еда.
— А что-нибудь другое? Ветер на лице? Звезды на небе? Дорога под ногами, собеседник, вкус шоколада, футбол, светлячки?
— Светлячки, — простонала девочка.
— Мама, — закричал мальчик.
— Закаты.
— Карусели. Конфеты. Каменные львы перед библиотекой. Пар изо рта, когда идет снег.
— Книги.
— Школа!
— Хоть кто-нибудь, кто бы подержал за руку.
— Им нужны многие вещи, — сказала Мэтт, перечислив все то, о чем тосковали дети.
— Я сказала тебе, что слово нарушено, — сказала Таша.
— Теперь я понимаю. — Гален выпрямился и повел плечами. — Мое ученичество закончилось, и Доминик Кросс больше не мой хозяин. Но было заключено две сделки. Первая сделала Кросса моим хозяином, и она заключалась между нами двоими. А вторая была с Монументам. Я отдал ему свое сердце, чтобы дети всегда были в безопасности.
— А это как-то связано с тем, что ты меняешься, когда прикасаешься к статуям? — спросила Терри.
— Да. Монумент позволяет мне почувствовать мое сердце, когда я дотрагиваюсь до камня, которому придана форма. Это странное ощущение. Оно мне не нравилось. Было гораздо проще жить без этой боли. Но я все возвращаюсь к нему.
Мэтт порылась в кармане и вытащила маленького резного монаха, которого взяла в комнате Таши десять лет назад. Она протянула его Галену.
Он колебался некоторое время, но потом взял его. Его лицо озарилось.
— Да, — сказал он живым голосом.
— Мы не смогли выяснить, как открыть сердце, — сказала Терри.
— Его смастерил мой хозяин. Он наложил сильные заклинания на него. А Монумент поместил туда ребят. — Сейчас Гален говорил совсем по-другому, в его голосе наконец появились эмоции.
— В этой статуэтке есть Монумент? Давай спросим у него, как вызволить детей, — сказала Мэтт. Она прикоснулась к монаху в руке Галена.
— Монумент? — позвала она.
— Мэтт?
Она отдернула руку. Откуда бог Галена знал ее имя?
Гален посмотрел на нее, хмуря брови.
— Что ты делаешь?
— Разговариваю, просто разговариваю. — Мэтт протянула руку и снова коснулась монаха.
— Монумент, ты присутствуешь в моем монахе?
— Мэтт, я есть во всех резных камнях. Мы много раз разговаривали с тобой.
Она снова отдернула руку и втянула воздух через зубы. И в третий раз она решила дотронуться до каменного монаха.
— Но мне всегда казалось, что я разговариваю с вещами. Каменная скамейка, улица, машина. В машинах ты тоже есть? Может, я всегда разговаривала только с тобой?
— Нет. Конечно же, ты разговаривала с существами. А я дух вещей. Я нашел тебя давно и сделал своей ученицей.
— Мэтт, с тобой все в порядке? — спросил Эдмунд.
Она глубоко задышала, взгляд стал отсутствующим. Она всматривалась в прошлое, в тот день, когда однажды утром она проснулась и услышала, как с ней заговорила каменная скамейка, на которой она спала. В тот день все ее связи с миром изменились. Она повсюду находила заботливых друзей. Не людей, но во многих отношениях гораздо лучших, чем люди. В тот же день у нее появилось магическое зрение.
— Мэтт! Что с тобой? — Эдмунд взял ее лицо в ладони.
Она заморгала и взглянула на него. Потом широко улыбнулась:
— Со мной все в порядке. Я думаю, теперь у меня все получится.
— Монумент, — обратилась она к нему.
