— Как, ты уже уходишь?!
— У меня много дел. — Индеец подал руку Никите, потом Такэде, подмигнул им и, подпрыгнув, взлетел огромной, сверкающей золотом и алмазами птицей. Кругами пошел в небо. Исчез.
Друзья посмотрели друг на друга, и вид их был настолько озадаченный, что оба рассмеялись. Потом Такэда сказал:
— Ты знал, что он тебе поможет?
— Чувствовал, но подумал о Зу-л-Кифле.
— Я думаю, тебя подстраховал тот, кто был ближе или меньше занят. Кстати… — Толя не договорил.
На скалу со свистом падала птица, расправила крылья у самой поверхности, так что воздушная волна едва не свалила людей с ног, с небес раздался голос Уэ-Уэтеотля:
— Я узнал, где Ксения, Посланник, она жива, все хорошо, но точных координат не дам. Жди сообщений.
Птица — не то орел, не то гигантский кондор — взмыла в небо и затерялась в его тусклом свечении.
— Где она?! — крикнул потрясенный Сухов во весь голос, выходя из столбняка. — Уэтль, где она?!
— Не кричи, — посоветовал Такэда. — Все равно он не скажет, если даже и знает. Ведь ты побежал бы сразу туда и наломал дров. Нет? Главное, что она жива, отыщем.
Никита хватанул ртом воздух, кинул на Толю бешеный взгляд и успокоился, хотя сердце продолжало оглушительный бой и звало в поход за любимой.
— Спасибо, — уже совсем тихо произнес Никита, обращаясь к небу.
«Пожалуйста», — долетел бестелесный мысленный голос мага.
Глава 2
Когда Никита и Толя вылезли из-под земли на Божий свет, их обоих разобрал смех: темпорал в этом мире был замаскирован под медвежью берлогу.
— Хорош был бы местный охотник, вздумав поохотиться на медведя, — сказал Толя, озираясь. Принюхался. — По-моему, здесь весна, а, меченый? Пахнет весной… и еще чем-то.
— Древностью, — буркнул Никита, принюхиваясь и прислушиваясь всеми своими паранормальными органами чувств. — И смертью. Может быть, здесь и весна, тепло во всяком случае.
Они стояли в сосновом лесу с примесью лиственничных — клена, дуба и ольхи. Суборь — пришло слово из лексикона древних славян. Лес был невероятно стар, судя по огромным замшелым стволам, валежнику и непроходимым зарослям дикой малины, гигантского папоротника и крапивы. И был весь он пропитан запахом таинственности и застарелого страха, запахом ужаса и тоски, создавая подспудное ощущение чьего-то незримого присутствия. Его взгляд проникал в душу, в тело, раздражал, будоражил, заставлял оглядываться, потеть, ждать удара в спину и не выпускать из рук оружие…
Такэда сжал кулаки, длинно выдохнул сквозь зубы, успокаиваясь, и невольно понизил голос.
— А лес-то заколдован, Сухов. Мы не ошиблись адресом?
— Нет, — с мрачной уверенностью ответил Никита, закончив биопространственную локацию. — Это хрон Свентаны и Олирны, мир Вселенной, где реализованы законы магической физики, где живут колдуны, ведьмы, упыри, вурдалаки, драконы и химеры. Мир, где спрятан мой меч. И еще здесь живет один из Семерых. Видишь? — Он показал Толе перстень, пульсирующий зеленой пятиконечной звездой. — Но лес действительно жутковат и неуютен. Будем выбираться и спрашивать дорогу. Твой лингвер уцелел?
— По-моему, он стал частью тела, я о нем забыл даже. Но если это мир, где лежит твой… вернее, меч Святогора, который может стать твоим, то нам придется туго. За нами будет охотиться вся нечистая рать Люцифера.
— Так ведь и наши дремать не будут, подстрахуют, если что. Не дрейфь, Наблюдатель, прорвемся.
Такэда не дрейфил, дрейфил сам Сухов, но пытался приободриться, чувствуя гигантские залежи зла на планете, сохранившиеся со времени Битвы и дремлющие до поры до времени. А может быть, и не дремлющие.
В этом мире склад темпорала был пуст. То есть в нем не было ничего: ни транскофа, ни оружия, ни пищевых концентратов, ни прочих нужных вещей. То ли все было разобрано за тысячи лет путешествий неведомыми странниками, то ли здешний выход был задуман пустым изначально. Факт оставался фактом, и землянам ничего не оставалось делать, как выходить в путь налегке и даже без вардзуни, с помощью которого Никита отбил атаки Хуббата. Копье осталось разряженным на родине диморфантов, признавших землян хозяевами и сидевших на них, как вторая кожа. И от их молчаливого одобрения всех поступков, ощущения тепла, скрытой силы и неуязвимости становилось спокойнее.
Сухов сориентировался, владея «волчьим» чутьем магнитного поля, и путешественники решительно направили стопы на север. Путь в любую другую сторону света был, очевидно, не хуже, но Никита ко всему прочему искал обладателя магического поля, а в северной стороне потенциал магиполя был выше.
Однако строго на север держать направление не удалось. Сначала на пути попалось огромное болото с бездонными трясинами, замаскированными под веселые зеленые лужайки или мшаники с россыпями ягод — водяники, морошки и клюквы. Болото было мрачным и странным, потому что деревья, огромные, толстенные, седые от древности, росли и на нем, причем почти с той густотой, что и в обычном лесу, однако пересечь его оказалось невозможно.
Затем лес вдруг расступился, и путешественники вышли на край безбрежного пространства, назвать которое полем или равниной не поворачивался язык. Оно напоминало ноздреватый пласт сгоревшего торфа и было покрыто шрамами и язвами черного, фиолетового, серо-серебристого и ржаво-красного цвета. Ничего на этом поле не росло: ни трава, ни кустарник, и лишь пересекавший его ручей с водой кофейно-розового цвета оживлял пейзаж да редкая цепочка гигантских серых башен по краю поля, исчезавшая за горизонтом.
Никита облизнул губы, чувствуя давление на психику, неприятное томление и даже тошноту. Голова закружилась, в ушах поплыл комариный звон, и кто-то настойчиво стучался в виски, умоляя «впустить» и одновременно пытаясь подчинить себе, заставить повиноваться.
— Слишком высок уровень пси-активности, — прошелестело в ушах, вернее, в костях черепа за ушами, это заговорил диморфант, которому Никита дал имя Зипун. Тотчас же в голове отчетливо «подул сквознячок» и вынес большинство негативных ощущений. Осталась лишь тревожная «дымка» да присутствие взгляда в спину.
Видимо, диморфант Такэды Сусаноо тоже включил пси-защиту, потому что инженер тихонько пошипел и с видимым облегчением расправил плечи.
— Что, действует? — поинтересовался Сухов, подразумевая защиту.
— Еще как! — ответил Толя, имея в виду это жуткое, навевающее ужас место. — Похоже, и здесь воевали когда-то. А ты говоришь — Святая Русь!
— Ей досталось больше всех. — Никита закрыл глаза, сосредоточился, голубая искорка проскочила в его волосах. — Она воюет до сих пор, ибо торчит у Синклита Четырех как кость в горле, рождая творцов и магов, воинов-защитников и просто добрых людей. — Голос танцора упал до шепота, а над ним встал полупрозрачный столб голубоватого сияния и взорвался кольцами и дугами, рванувшими во все стороны.
