Вокруг сидящего неподвижно Сухова завертелся воздушный вихрь, вырвал с корнем траву, отбросил сухие листья, ветки и камешки, повалил Такэду. Вихрь этот стал видимым — сначала туманным столбом, затем снежным, а ледяное его дыхание ощущалось все дальше и дальше, заставляя Такэду отступать от пригорка с сидящим магом. Затем крутящийся снежно-туманный столб чуть ли не километровой высоты упал на реку, словно перерубив ее снежно-ледяным лезвием, и Такэда с ужасом и суеверным восторгом увидел на глади реки двухметровой ширины ледяную дорожку — от берега до берега. Пришел в себя от толчка в спину.
— За мной! — будничным тоном скомандовал Никита, пробуя лед ногой, и побежал через реку.
Толя послушно припустил следом, не успев ни удивиться, ни сообразить, что происходит. Он не помнил, как преодолел двести метров по источающей ледяной холод синеватой твердой дорожке. Помнил только, что бежать было вовсе не скользко и что ширина дорожки все время уменьшалась. Когда он взобрался на противоположный берег, от ледяной полосы оставалось всего сантиметров десять, которые растаяли через пару секунд. От «моста» не осталось и следа.
— Ну ты даешь! — произнес Такэда, глядя на реку и вернув лицу бесстрастное выражение. — Впрочем, Посланник ты или погулять вышел?
Сухов, тоже глядевший на реку с задумчиво-отрешенным видом, только усмехнулся. Он уже не светился, но выглядел достаточно бодро, не так, как после первых сеансов выхода в сферу эйдоса, и Такэда понял, что его друг — уже совсем другой человек. Да и человек ли? Паранорм. Маг!
«Сусаноо, сохрани его душу!» — прошептал Толя про себя. Диморфант, отзывающийся на имя Сусаноо, встрепенулся было, но речь шла не о нем. Вслух же Толя сказал:
— Веди, колдун.
Никита молча вытянул руку в сторону начинавшейся степи. От горизонта к ним скакали два всадника, приближаясь со сказочной быстротой.
Глава 6
Никита смотрел на открывавшуюся взору картину и не верил глазам. Впечатление было такое, будто они вернулись в мертвый мир с кладбища звездолетов, где их поджидал (или поджидала) Великий игва Гиибель: с холма, на котором стояли их кони, хорошо была видна узкая, но глубокая долина, зажатая длинными увалами, а в долине тесными рядами высились… космические корабли разных форм и размеров. Крайние из них заплыли грунтом почти до середины, большинство выглядело настоящей ржавой рухлядью, но просматривались и конструкции, сверкавшие не то металлом, не то глазурованной керамикой или пластиком.
— Мать честная! — почесал затылок танцор. — Точь-в-точь — кладбище кораблей, где ждала нас Заавель… то бишь Гиибель. Толя, это в самом деле ракеты-звездолеты? Или моя интуиция меня подводит?
— Похоже, эти железяки когда-то летали, — осторожно проговорил Такэда. Глянул на сопровождающих. — Что это и давно ли тут обретается?
Его сосед, облаченный в доспехи русского воина — кольчуга, шлем с бармицей, зарукавье, наручи, поножи, меч, щит, сулица, — погладил рукой холку коня, прежде чем ответить; конь под ним стоял не шелохнувшись, в отличие от вздрагивающей караковой лошади Такэды, которая чувствовала на себе неземное существо — диморфанта. Звали всадника Рогдай, а его спутника — Добрагаст. Оба молодых воина были посланы великим князем Мстишей Удалым специально для встречи землян на Порубежье. Вероятно, Мстише подсказал встретить их сам Яросвет, знавший о прибытии гостей и ожидавший, пока они перейдут границу Руси, чтобы удостовериться — те ли они, за кого себя выдают. А может быть, и по другой причине.
— Россечь, — сказал наконец Рогдай баском, — Побережное Городище. Сроку ему — почитай десять веков. Раньше Городище стерег золотой полоз — видите, вокруг всей Россечи вал круглый? Это тело полоза, землей подзаплыло, уснул он, говорят. Теперь стережет княжеский фиан, Мстиша приказал.
— Полоз — ведь змей, да? Хорош экземпляр! Километров двадцать, не меньше! Не тот ли Горынчищ, которому нас хотела скормить Ягойой?
— Нет, этот змей одноглавый, — сказал Никита. — И очень похож на того, что стерег замок в нашем сне. Но размеры действительно впечатляют. Видать, хорошенькие здесь игрушки запрятаны, если такого зверя сторожить Городище поставили. Но жругров тут нет.
— Ты говоришь об этом с сожалением.
— Если бы на этой свалке нашелся жругр, мы не искали бы его в других местах.
— Значит, мечту свою оседлать жругра ты не оставил?
Сухов не ответил, и Такэда обратился к Рогдаю:
— А зачем Городище стеречь? Это же кладбище, кладбище машин… э-э… самобегающих и самолетающих повозок.
— Некоторые из них оживают, — вставил свое слово Добрагаст, похожий на первого проводника как две капли воды: такой же русый, бородатый и усатый, голубоглазый и широкоплечий. Разве что чуть моложе и веселей. — Лонись ожило чудовище с огненным глазом, выползло отсюда и на сельцо Моськва налетело, все пожгло да подавило. Хорошо, Мстиша с дружиной подоспел. Вот и стерегут.
— Да, страшненькое наследство войны, — тихо сказал Никита. — Мины да снаряды, бомбы да патроны, разве что магического происхождения. Я тоже чувствую кое-что, источники энергии, например. Значит, не все механизмы тут мертвы.
— Наверное, такие свалки есть во всех Мирах, где происходила Битва, так сказать, в Мирах Армагеддона.
— Поехали, други, — напомнил Рогдай, не понимавший, о чем говорят гости. — Места здесь небезопасные, часто бродят кочевники или орды звероловов, да и нечисть проникает через Огнь-реку.
— Да, почему ее назвали Огнь-рекой? — полюбопытствовал Такэда. — Вода как вода, не горит.
— А вы не заметили, что вода в реке течет в противоположные стороны? Стоит кому-нибудь перейти — не переплыть, плыть в той воде невозможно — границу водораздела, как сразу человек, зверь или рыба вспыхивают, загораются. И сгорают!
— Интересно! — Познавательная страсть Такэды была удовлетворена новой порцией информации. — Вероятно, воды реки имеют примеси, загорающиеся при смешении. Но почему тогда не горит сама середина, граница водораздела?
Рогдай не ответил, тронул поводья, и его конь легко сбежал с холма на равнину. Добрагаст последовал за ним, только копыта простучали по земле: ничего не звякнуло, не громыхнуло в снаряжении воинов, хотя оба несли на себе множество доспехов и оружие.
— Толя, — сказал Никита необычным тоном, извиняющимся и одновременно решительным и мрачным, — похоже, нам пора расстаться. Дальше тебе ходу нет.
Такэда сначала подумал, что Сухов шутит, но, глянув на его лицо, понял: заявление серьезное.
— Неужели я так надоел?
Никита поморщился.
— Я пойду в такие края, где сам могу не уцелеть, несмотря на паранормальные способности.
— Ах вот оно что. — Такэда опечалился. — Грешным делом я подумал о тебе плохо, извини. Но я пойду с тобой, пока я смогу идти, а там посмотрим.
