Однако на этот раз в роли лектора выступала наша Пожирательница Птиц. Она демонстрировала кабинет чародея, открывая ящики столов и комодов, в которых каждый раз возникали новые вещи, грозившие смертью незваным гостям и непосвященным.
Кто-то ударил меня в спину длинным тонким кинжалом, каким солдаты-пехотинцы пробивают вражеские доспехи и ударом в брюхо выпускают кишки у лошадей кавалеристов.
Но я уже давно овладел искусством перемещения и маскировки в пространстве, так что нож прошел сквозь мое изображение, как сквозь дым, воткнувшись в стоявшего сразу за ним чародея, в то время как Секенр наблюдал все это с противоположного конца комнаты. Вместо Секенра на полу распластался необычайно высокий чернокожий мужчина в блестящей серебряной мантии — кинжал пропорол ему щеку, и из раны шел дым.
Убийца, ухмыляясь, стоял над телом. Я узнал его — бледнолицый рыжеволосый варвар с подпиленными зубами, в день моего прибытия назвавшийся моим другом.
Кто-то из чародеев задушил рыжего варвара проволокой, а другой мясницким ножом отсек ему голову и руки и тотчас выбежал из комнаты, унося эти ужасающие трофеи в окровавленном фартуке.
Остальные, потрясенные омерзительной жестокостью происходящего, с трудом скрывая брезгливость, отпрянули прочь.
— Продолжим, если можем… — раздраженно пробурчала Пожирательница Птиц.
Мы собрались вновь во время какого-то праздника, связанного со сменой времен года — какого, я не знал — чтобы принять участие в тайной церемонии поклонения Титанам Тени, которую даже мне, Секенру Каллиграфу, не дозволено описать в деталях.
В тени богов мы поклонялись им, так как магия — порождение тени, а не света, в котором живут боги.
В ночи, когда луна спрятала свой лик, и лишь звезды взирали на нас с небес, сотни чародеев собрались у подножия горной гряды. Летучие твари, настоящие порождения кошмаров, ужас в ночи, заполнили воздух, но в воцарившейся тишине не было слышно ни их криков, ни хлопанья крыльев.
Позади нас очень медленно расступилась земля, и долину заполнил черный океан ночного неба, пена из блуждающих звезд вздымалась у нас под ногами.
И появились Титаны, один за другим поднимавшиеся из невообразимых глубин, подобно гигантским морским чудовищам: Танильгетро, вызывающий землетрясения; Ишамандер, олицетворяющий Ярость; Седенгул — Сеятель Хаоса, Отец Штормов; Арвадас — Повелитель Похоти; госпожа Жадельмар, знающая вещи, забытые богами; Тиа-Медак, пеленающий украденные мертвые тела; Геглиэль, вырезавший глаза у Сюрат-Кемада и носивший их у себя на шее; Кимос Мастер, завершающий то, что боги решили оставить недоделанным, и, наконец, самый свирепый и жестокий из всех них — Ведатис, Титан Снов, вторгающийся в сны Девяти Праведных Богов и смущающий их умы.
Ведатис поднялся во весь рост. Его лицо закрыло небо.
Обращаясь ко мне, он произнес одно единственное слово:
— Ваштэм.
Горы содрогнулись. Его громоподобный голос расколол небо. Вихрь поднялся вокруг меня, и я упал без чувств. Когда я пришел в себя, оказалось, что я лежу на полу в своей комнате в башне, холодный ветер дует мне в лицо, а глаза слепит яркий солнечный свет. Отец уже не контролировал мое тело — я вновь стал самим собой. Усевшись на полу, я обнаружил, что мои руки покрыты коркой крови и пепла. Он так никогда и не рассказал мне, что делал тогда…
В конце концов я полностью убедился, что лишь мои книги, мой труд, отличают Секенра Каллиграфа от других: та бесконечная забота, с которой я выписываю каждую безупречную буковку, крохотные изображения птиц, рыб и змей на полях, точность и безупречность, которые приводят к единству цвета, формы и содержания.
Таково мое место в общем узоре бытия. Я завладевал окружающими меня людьми и предметами, получая над ними власть лишь благодаря тому, что описывал их в своем повествовании. Назвав тайное имя, можно моментально ненадолго получить над кем-то власть, но создав его имя, его образ, строчка за строчкой, в которых изогнутые линии переплетаются между собой, можно навсегда подчинить его своей воле.
По этой самой причине я написал:
Таннивар Отцеубийца.
Орканр.
Лекканут-На.
Тально.
Бальредон.
Декак-Натаэ-Цах, прозванный Луна.
Кареда-Раза, Гредама, чародейка, владеющая магией увечий и боли.
И особенно тщательно я выписал имя Ваштэм, который был моим отцом, Ваштэм, который убил мою мать, Ваштэм, который зачал мою сестру лишь для того, чтобы сделать ее сосудом для своего духа, использовать ее тело для будущих авантюр, Ваштэм, который прячется внутри меня, скрываясь от своих собратьев-чародеев и по-прежнему вынашивая собственные планы.
Я написал их, и именно моя рука вывела их на бумаге, и таким образом я подчинил их себе, научился управлять ими.
Вот так в Школе Теней мы овладеваем магией, когда учимся управлять собой.
И еще более тщательно и аккуратно, по сравнению со всеми остальными, я выписал на бумаге имя Секенр.
Пожирательница Птиц стала чаще заглядывать ко мне. Я продолжал свой труд, зачастую часами не произнося ни единого слова, а она просто стояла и смотрела. Она безмолвно стояла рядом, ее перья шевелились под порывами влетавшего через открытое окно ветра, наблюдая, как я выписываю буквы и заполняю ими страницы.
— О чем твоя книга? — спросила она меня однажды.
Потрясенный до глубины души, я поднял на нее взгляд. Мне и в голову не приходило, что она может не понимать написанного, так как она говорила на языке Страны Тростников и совсем не напоминала невежественную злобную тупицу, какой была Кареда-Раза. Как странно, что две столь разные чародейки имели одно и то же уязвимое место. Мне даже стало неприятно от того, что у них могло быть что-то общее.
Я тщательно продумал свой ответ.
— Тут одна история, — сказал я. — Я не могу рас сказать ее тебе, пока она не завершена. Это составная часть моей магии.
Она кивнула.
— Да, чародей обязан хранить свои тайны, не так ли?
В другой раз, тоже после долгих размышлений, я попросил ее написать что-нибудь на бумаге. Она взяла у меня ручку, замерла, кусая губы, а затем нарисовала там, где я показал, крошечную птичку в окружении венка из букв и эффектных росчерков. Она с улыбкой вернула мне ручку. Я улыбнулся в ответ.
Чуть позже она спросила:
— Секенр, чего тебе больше всего недостает?
— Больше всего недостает?
— Из прошлых времен. Когда ты не был чародеем.
Слова застряли у меня в горле. Я проглотил слюну, пытаясь отдышаться. Да, она ранила меня сильнее, чем могла бы ранить ножом, и я молча сидел, вцепившись руками в край своего самодельного стола, колени у меня дрожали, а по щекам ручьем текли слезы.
