— Не имеет значения, чего мне хочется. Есть значительно более важные вещи, о которых следует позаботиться в первую очередь, нежели наше благополучие или самочувствие. За дверями уже собралась толпа. Ты маг, волшебник. А всем известно, что ночь — самое подходящее время для магии.
Я уставился в зеркала и увидел там только самого себя с воспаленным взглядом, с темными кругами под глазами и сразу же отвернулся. Я совсем не разделял ее мнения по поводу магии, подходящего для нее ночного времени и всего остального. В голове у меня был туман. Мне даже показалось, что в пищу подмешали наркотики. Но разве она не ела наравне со мной? Этого я понять не мог.
— Но для чего все это? — Я потянулся к зеркалам, нечаянно задев их, но она успела поймать складень, не дав ему упасть.
— Осторожно. Просто сиди спокойно — руки на коленях. Как только войдет клиент, ты поймаешь в зеркало его отражение, изучишь его и предскажешь его будущее.
— Но это же просто глупо… Я понятия не имею, как это делается…
— Ты ведь волшебник, не так ли, Секенр? Или я ошибаюсь?
Уже тогда я счел странным, что госпожа Хапсенекьют, которой, казалось, известно в этом мире все и обо всем, настолько наивна в вопросах, касающихся магии и магов… и коварных убийц, ужасных чародеев. Но я не стал спорить с ней. Я просто вздохнул и ответил:
— Да.
— Значит, решено. — Она взяла мои руки в свои ладони и ласково пожала. — Спасибо, Секенр. Считай это еще одним шагом к нашей цели, к Городу-в-Дельте. Вот и все. Сейчас нам очень нужны деньги. — Взяв меня за плечи, она выпрямила мне спину. — Не горбись, Секенр. Не суй руки в карманы. И не волнуйся по поводу того, увидишь ли ты хоть что-нибудь в зеркалах. Просто пусть это звучит поинтереснее.
Оставив лампу на столе, она отошла в дальний угол, скрывшись в тени. Я был почти уверен, что лампа сделана в форме цапли. Но это оказалась утка, из клюва которой свисал червяк.
Тика впускала ко мне по одному человеку из очереди, выделяя каждому минут по пять. Посетитель садился на скамеечку, Неку представляла меня и повторяла его вопросы глубоким таинственным голосом. Сонливость еще больше охватила меня, и создалось впечатление, будто я впал в транс.
Вопросы были самыми обычными — они касались свадеб, урожая, удачи в делах, денег, наследства и торговли. Каждый посетитель брал зеркала, смотрелся в них, складывал и передавал мне. Я делал вид, будто внимательно изучаю отражение, сохранившееся в стекле… — но видел лишь себя и отблески света лампы — и бормотал слова пророчества. Мне казалось, я делал все, что мог. Но клиенты уходили, не сказав ни слова, часто качая головой.
Неку шепотом попросила сделать перерыв.
— Секенр! — воскликнула она. — Соберись! Загляни внутрь себя! В тебе ведь сокрыто множество тайн. Я знаю.
И опять она угадала истину в значительно большей степени, чем могла предположить. Услышав от нее такие слова, я удивился, почти испугался. Я внимательно посмотрел на нее. Ее лицо ничего не выражало.
Затем вошла и села совсем молоденькая девушка, лет тринадцати.
Я заглянул в самого себя. Я позволил магии прорваться наружу. Воспоминания о том, что произошло после этого, начали тускнеть еще до того, как все закончилось.
Я слышал идущий издалека голос, принадлежащий другому человеку, казалось, в комнату только что вошел кто-то еще, но постепенно я понял, что именно мой рот произносит эти слова, именно мои губы воспроизводят эти звуки. Скорее всего, говорил кто-то из живущих во мне, какое-то из моих внутренних «я», в то время как Секенр утонул в глубинах сознания, — кто-то из тех, кто овладел искусством чтения зеркальных отражений, и чей говор принадлежал скорее жителю Города-в-Дельте, чем подданному Страны Тростников.
Зеркала действительно поймали и сохранили отражение девушки. Ее образ сиял, освещая кровать, на которой я сидел, и стену сзади. Я — или кто-то другой — изучал отражение несколько минут, наблюдая, как лицо девушки вначале неуловимо меняется, а потом темнеет, расплываясь, а на его месте остается голый череп, кое-где обтянутый кожей. Значение пророчества было однозначным. Через год она умрет. Все ее вопросы по поводу юноши, которого она любила, множестве детей, о которых она мечтала, оказались, как ни жестоко это было, пустым звуком.
Я обратился к ней на формальном языке Страны Мертвых, теперь уже своим собственным голосом, стараясь утешить ее, дать ей все указания по поводу путешествия в утробу Сюрат-Кемада, куда ей вскоре предстояло отправиться. Я рассказал ей о собственных приключениях в Стране Мрака. Она поняла меня и ответила на том же языке, задав множество вопросов. Затем она молча поднялась и ушла, скорее как туманный призрак, чем как живой человек.
Я закрыл зеркальную книгу и положил ее на стол. Казалось, что на миг в комнате воцарилась кромешная мгла. Я попытался сфокусировать взгляд на червяке, свисающем изо рта утки, но он показался мне крошечной звездочкой, светящейся далеко-далеко в бескрайнем небе.
Следующее, что я помню, это как Неку снова поднимала меня с постели, обхватив обеими руками. Она снова сильно потрясла меня, а потом приподняла подбородок и посмотрела в глаза, но ничего не сказала.
В комнату вошел мужчина лет двадцати. Неку отступила в дальний угол, и мы продолжили. От посетителя страшно несло потом и запахом конюшни. Пока я изучал его отражение, он заявил:
— Волшебник, тебе одному я могу доверить свою тайну. Если об этом узнает префект, меня бросят в тюрьму, а потом отправят к сатрапу и приговорят к смерти. Я потомок герцога, несправедливо лишенного трона. Мои предки правили здесь задолго до первых царей Дельты. Каждый раз, когда старший сын в нашей семье достигал определенного возраста, отец открывал ему тайну происхождения и передавал регалии древних герцогов Тадистафона. А теперь скажи мне, о достопочтеннейший, как вернуть то, что принадлежит мне по праву, как вернуться к власти и передать ее после моей смерти своему сыну?
И снова внутри меня встрепенулся кто-то другой. Он задал несколько вопросов на безукоризненном дельтийском языке.
Зеркало показало, что пропахший конюшней мужчина — сын мясника, который в свою очередь тоже был сыном мясника, зачатого негодяем — тот соблазнил девицу и бросил, так что ей пришлось работать до седьмого пота, чтобы сын, дед моего нынешнего посетителя, смог открыть мясную лавку. Во всей этой истории от начала до конца не было ни единого слова правды. Лже-герцог уже много раз рассказывал ее и в тавернах, и на всех углах любому, кто был готов ее выслушать. Городской префект, уже прекрасно осведомленный обо всем, считал парня безобидным сумасшедшим. Но словоохотливый мясник будет рассказывать ее слишком часто, слишком назойливо и совсем не тем людям. Он встретит свою смерть здесь, в Тадистафоне, прикованный к помосту на городской площади, в то время как прохожие будут смеяться над его бессвязной болтовней. Герцогские регалии, тщательно скрываемые под покровом тайны, на поверку оказались старым кожаным плащом, палкой и кошачьим черепом, обмотанным проволокой.
