Я не стал с ним спорить, хотя очень сильно сомневался, что все маги и чародеи разделяют его убеждения.
— Что мне делать, — спросил я, — дабы быть уверенным, что выживу в Школе Теней?
— Ни в чем нельзя быть уверенным. Вот, к примеру, я сам — я выжил или нет? Вымышлены или правдивы мои воспоминания обо всей моей жизни до того, как я схватился с твоим отцом? И если вымышлены, то кем? Я До сих пор не могу понять этого.
— Я должен продолжить начатое, — сказал я. — Ты поможешь мне?
— Многие прошли по этому пути до тебя, до того, как на него ступил Ваштэм…
— А я?
— Ты должен продолжать начатое, как уже сам решил. Я могу лишь рассказать тебе, насколько продвинулся я сам до того, как мой путь прервался.
— Что ж, расскажи, — попросил я.
Он раздвинул руками тростники, и на нас хлынул свет, ослепивший меня. Я схватил Тально за рукав, позволив ему вести меня и прикрыв другой рукой глаза. Мы шли сквозь огонь, по бурлящему морю горящей нефти, дым и жар душили меня, заставляя каждый шаг отзываться болью. Но огонь не обжег нас.
Мы остановились перед тремя привязанными к столбам женщинами — они бились в агонии и страшно кричали. Их плоть размягчилась и стекала с костей, как расплавленный воск. Расплывшиеся лица так исказились, что я не мог определить их возраста и даже просто понять, каков был цвет их кожи.
Но я понял, что все трое находятся здесь уже очень давно и что они не могут умереть.
— Они были моими привратницами, — сказал Тально. — От них я узнал одно тайное имя, как и то, что выполнение одной задачи, которой впоследствии посвятил себя твой отец, когда отнял у меня жизнь, возможно.
— И что это было? — мне пришлось кричать, чтобы меня услышали сквозь рев пламени и крики женщин.
— Ты задаешь слишком много вопросов, Секенр, сын моего убийцы, — прокричал в ответ Тально. — А моя возможность отвечать на них очень ограничена. И что это было? Это ты должен выяснить сам. К чему стремился твой отец, ни перед чем не останавливаясь и отдавая этому все свои силы, пока ему не помешали обстоятельства? Спроси его. С гораздо большим успехом ты можешь спросить у меня, кто эти трое перед нами. Это моя мать и две моих тетки, все трое — могущественнейшие чародейки, которые использовали бы меня, как я использовал их и как твой отец использовал тебя. Могу ли я облегчить их боль? Нет, не могу. Живые, они убьют нас. Мертвые, они станут частью нас, Секенр, и подавят нас изнутри. Так что эти костры должны гореть до тех пор, пока проект твоего отца не будет завершен, по крайней мере, хотя бы частично. Здесь нет и не может быть никакой моральной дилеммы, нет места никаким угрызениям совести, если ты меня спросишь об этом, как нет ни правильного, ни неверного решения. Эти трое заслуживают наказания ничуть не больше нас с тобой, но и ничуть не меньше. Просто это должно было быть сделано.
Легкие горели — я откашлялся, а потом закричал:
— Расскажи мне все, что знаешь об этом… — я поднял руку, чтобы сотворить знак Воориш.
Тально лишь рассмеялся.
— Ты не можешь повелевать мною, как простыми мертвецами, Секенр. Я не просто мертв. Мертвец, которого ты хочешь подчинить своей воле, в тебе самом.
Он исчез одновременно с пламенем. Я стоял в одиночестве среди тростников, потеряв на несколько мгновений способность видеть, пока мои глаза не привыкли к темноте. Тогда я вновь увидел звезды и задрожал от ночной сырости и холода.
— Секенр.
Я поднял взгляд. В отдалении, на свободном от тростника пространстве, уже на открытой воде, стояла фигура в маске и мантии чародея. Даже с такого расстояния я смог разглядеть кровавые потеки на маске, но все же понял, что это был уже не Тально.
Я позволил новоприбывшему приблизиться — теперь движения под мантией стали неуклюжими, словно под ней тряслась расплывчатая желеобразная масса. Незнакомец был невообразимо жирным, даже ступни его ног в размере напоминали крупные дыни.
— Лекканут-На.
Мы не пошли дальше, а присев прямо на поверхность воды, словно на гладкий холодный камень, начали играть крошечными синими и белыми язычками пламени на доске, которую никто из нас не видел. Лекканут-На вспоминала свое детство в какой-то западной пустынной стране, и ветер обдувал нас землей и песком, который он приносил через тростник.
Ей не пришлось ничего говорить. Ее воспоминания непроизвольно возникали в моем сознании, и мне казалось, что я сам много недель подряд путешествовал с караваном, каждый день пристально вглядываясь в линию горизонта в ожидании, когда там впервые появится знаменитый Город-в-Дельте. Но в оазисе чародейка убила девочку-путешественницу. Двое стали единым целым и, объединившись, продолжили свое путешествие вглубь запутанного лабиринта страны черной магии. Кого из них вначале звали Лекканут-На, я так и не узнал.
Потом чародейка бродила по городу, как и Секенр много столетий спустя, потрясенная его великолепием, с благоговейным трепетом рассматривая его чудеса. Я помнил это, как помнил и то, что тот симбиоз, который я знал под именем Лекканут-На, нашел вход в Школу Теней прямо в склепах за городом, среди мумифицированных чародеев, не живых и не мертвых. Своим наставником она выбрала мумию и научилась от нее многому, в то время как мумия не отрывала от нее жадного взгляда, пока росла сила ее магии. Вскоре она сама поняла это. Но она ждала слишком долго, слишком стремилась к могуществу, чтобы позволить мумии поглотить себя. Вместо этого она сама поглотила мумию. Сделав это, она никогда уже больше не смогла выйти из тени, никогда не смогла стать той девочкой, что пересекла пустыню, или даже чародейкой, бродившей по улицам города. После этого она позволила похоронить себя в гробнице под горой далеко от города, где лежала в абсолютной тьме в то время, как ее дух вторгался в сны людей — она стремилась найти в них то, чего сама никогда не могла достичь.
На этом ее воспоминания кончались, переходя в обрывочные фрагменты. Хотя мне хотелось по-прежнему быть Лекканут-На, я вновь стал Секенром, сидящим в темноте у реки.
Впервые за все время Лекканут-На заговорила по-настоящему, не с помощью моего горла, а своим собственным, таким знакомым голосом, напоминавшим кваканье охрипшей жабы.
— То, к чему я стремилась, нашел Ваштэм. Моему убийце удалось преодолеть еще один этап на этом бесконечном пути. Он уже вплотную приблизился к цели, когда смерть настигла его. Таким образом он и мертвый остался главным соперником всех чародеев на свете.
Она прикоснулась пальцем к синему пламени, передвинув его между огоньками моего белого пламени. Голубое пламя мерцало, словно она дула на него, а белое оставалось совершенно неподвижным.
— Но в чем же дело? Мне нужно знать.
— Спроси его, к чему больше всего стремится чародей. В этом ключ к решению проблемы.
Я поднял язычок белого пламени на кончике пальца и сел, словно находился на конце невидимой доски.
