Были среди них и такие, что казались вполне нормальными людьми, во всяком случае на первый взгляд. Но я достаточно знал о магии, чтобы заблуждаться на их счет. В конце концов, разве Секенр, убийца царей и чародеев, не мог на улице сойти за обычного мальчишку из Страны Тростников?
Рыжебородый мужчина с поросячьим розовым лицом подобрался ко мне поближе.
— Я твой друг, — заявил он на сильно искаженном языке Дельты. Изо рта у него шел отвратительный запах. Зубы были сточены в форме треугольников, как у заргати. Вначале я подумал, что он страшно обожжен, но вскоре понял, что такой цвет кожи типичен для варваров какой-то экзотической расы.
Я не ответил. Тогда он легонько похлопал меня по плечу, широко улыбнулся и добавил:
— Держись ко мне поближе, и все будет хорошо. Я помогу тебе противостоять им всем, моим и твоим врагам.
Вся остальная компания рассмеялась.
Ко мне приблизилась Пожирательница Птиц, а остальные остались стоять на месте или вежливо отстранились. Я с интересом наблюдал за ней.
Она встала на колени у моей кровати, спиной к огню; свет залил ее перья, образовавшие теперь мантию.
— Привет, — сказал я. Голос я почти потерял — из моего горла вылетало хриплое бульканье.
— Помолчи, Секенр. — Она стала раскрывать что-то плоское деревянное: откинула одну панель, за тем другую, и внутри появилась зеркальная поверхность, напоминавшая приспособление, с помощью которого я так давно, в совсем другой жизни предсказывал судьбу, чтобы заработать деньги для госпожи Неку в Тадистафоне.
Пожирательница подняла его так, что в центральной панели отразилось мое лицо.
Внезапно моим телом завладел Ваштэм, мой отец. Он закричал и дернулся вперед, чтобы выбить зеркало у нее из рук. Но чародейка без труда увернулась. Все остальные вцепились в меня, и она снова поднесла зеркало к моему лицу.
Отец исчез, и я снова стал Секенром. Мне ничего не оставалось, кроме как смотреть на свое отражение. С каждой стороны от моего лица один за другим появлялись все остальные, словно их по очереди вызывали и отпускали — знакомые и незнакомые лица, которые я видел лишь во снах или в чьих-то воспоминаниях: Орканр и Тально, Бальредон и Таннивар, Лекканут-На и многие-многие другие, их жертвы и мои собственные. Луна беспристрастно взирал на меня, и даже чародей заргати, Харин-Иша, появился в зеркале, хотя все еще был жив и влачил свое жалкое существование в бутылке.
Чародейка исследовала все потайные уголки в глубинах моего сознания, чтобы узнать, кто и что там скрывается. В зеркале не появился лишь Ваштэм. Я так и не понял, как ему удалось спрятаться. Но он всегда был высшим мастером магии, значительно более сильным, умным и дальновидным, чем любые из его соперников. Каким-то непонятным образом он все же ухитрился это сделать.
Наконец боковые створки зеркала потемнели. Только Секенр отражался в центральном стекле.
— Мм-да, — изрекла Пожирательница Птиц, закрывая зеркало.
После этого меня на несколько дней оставили в покое. Когда я проснулся в следующий раз, я был одет в свою собственную одежду, высушенную у огня и разливавшую по моей коже приятное тепло. Я снова был закутан в одеяла и меховые шкуры. На столе у кровати дымилась тарелка супа. Но я боялся яда и так и не притронулся к еде. Горло по-прежнему причиняло мне страшные муки каждый раз, когда я глотал слюну. Меня била дрожь, я одновременно мерз и обливался потом. Я прекрасно понимал, что моя лихорадка вполне естественного происхождения, магия не имела к ней ни малейшего отношения. Чародеи были заинтересованы в моем выздоровлении. Если я просто умру, то есть, совершенно без посторонней помощи — что тогда? Все «сокровища», хранящиеся внутри меня, пропадут зря, как вино, вылитое в песок пустыни.
Следовательно, логичнее будет предположить, что кто-нибудь попытается нарушить правила и отравить меня.
Время шло. Я ничего не ел. Пища появлялась, остывала и исчезала. Вновь я проснулся с пересохшим горлом, губы у меня потрескались — на этот раз я решил рискнуть всем и выпил из оставленного для меня кубка. Лекарство, напоминавшее на вкус мед, смягчило мне горло. Чуть позже я нашел в себе силы сесть в постели и поесть немного холодного мяса.
Еще позже я обнаружил, что обе мои сумки стоят на полу у кровати. Протянув руку, я поднял сумку с рукописью и открыл ее, чтобы проверить, все ли в порядке с моей книгой. По видимости, все страницы были на месте, хотя я их и не пересчитывал. Как только я приду в себя и смогу тщательно проверить всю рукопись целиком; мне обязательно придется это сделать, так как враг вполне мог внедрить где-нибудь в тексте еще одного персонажа, который изменит значение всей книги, покалечит или убьет меня. Но в тот момент я мог сделать лишь то, что следовало сделать уже давно, — наложить на сумку магическую печать, чтобы никто не полез в нее без моего ведома.
Мои туфли стояли рядом с сумками, но кроме того мне дали еще и тяжелые, подбитые мехом сапоги. Я внимательно изучил и те, и другие, вначале в поисках замаскированных ловушек — магических фигур, крошечных отравленных шипов или чего-то в таком роде, — затем померил сапоги и неуверенно встал на ноги; я ощущал себя практически невесомым и, казалось, лишь массивная обувь удерживает меня на полу. Столь же тяжелая меховая шуба висела на стуле. Я осмотрел и ее, надел на себя и отошел от кровати.
Огонь почти потух. Уже в нескольких шагах от камина в комнате было страшно холодно. Чуть дальше — и камин исчез во мраке гораздо быстрее, чем можно было ожидать, лишь угли тлели во мраке, как звезды на небе, такие бледные, что их трудно было рассмотреть невооруженным глазом. Непрерывно шмыгая носом и вытирая его рукавом шубы, я прислонился к колонне, слишком слабый, чтобы идти дальше. Сверху пронеслось что-то черное и громадное, хлопая, как шатер на ветру. Мне показалось, что во тьме между колоннами растворилась гигантская птица или летучая мышь.
Я развернулся и пошел обратно к огню, сделал шаг, другой, третий. Свет по-прежнему мерк. С пространством здесь явно было не все в порядке. Расстояния не соответствовали действительности. Тьма сомкнулась вокруг меня. Я побежал со всех ног, задыхаясь и хрипя, как загнанная лошадь, и едва не сошел с ума от страха, пока наконец не схватился за спинку кровати и, обойдя ее, не упал лицом в постель, измотанный, как после долгого перехода.
Я снова проснулся. На этот раз огонь пылал вовсю, но я почему-то сидел на деревянном стуле с высокой спинкой. Я понял, что промок до нитки и, опустив взгляд, обнаружил, что мои новые сапоги покрыты толстой коркой грязи. И на руках, между пальцами и под ногтями, тоже запеклась грязь. Во рту ощущался вкус соли.
Внутри меня зашевелился Ваштэм, ругавший на чем свет стоит это тщедушное, почти беспомощное тело, которое он был вынужден использовать в своих целях.
— Отец? — хрипло прошептал я.
— Молчи, сын.
Тогда я вспомнил: Ваштэм заимствовал мое тело и много часов подряд тащился куда-то в темноте: временами он шел, временами полз на четвереньках, частенько опираясь о каменные стены или металлические конструкции, чтобы не упасть.
