– А закуску ты тоже там обнаружил? – Макаров посмотрел на свет сквозь бутылку. – Это сколько же ей лет?
– Нет, только бутылку, – покачал головой Калашников. – И это очень плохо, Паша.
– Плохо? – усмехнулся Макаров. – Что же плохого в бутылочке очищенной?
– Ну, что всего одна, – ответил на шутку Калашников. – А если серьезно, то ты помнишь такое слово – «нановодка»?
Макаров свистнул и поставил бутылку на стол.
– Думаешь, она? – спросил он, опасливо отодвинувшись от бутылки.
– Понимаешь, – Калашников сцепил руки в замок, – каждый раз, когда я изображаю Звездного Пророка, я несу совершенную отсебятину. И все равно все пароли подходят! Знаешь, какой я в Хранилище Вечности пароль назвал?
– Какой? – спросил Макаров.
– Ну, – сказал Калашников. – Просто «ну». И сработало.
– Похоже, – заметил Макаров, – тут дело не в пароле.
– Вот и я так думаю, – вздохнул Калашников. – Похоже, все это заранее подстроено. Кем? Роботами? Звездной Россией? А может, самим настоящим Калашниковым?
– Скорее всего, – кивнул Макаров. – У него, точнее у тебя, это была просто навязчивая идея – махинации со временем. Ту же «Игру» вспомни…
– Точно, всегда мечтал, – согласился Калашников. – Подговорить потомков сделать машину времени и вытащить меня из мрачного прошлого в светлое будущее. Черт, похоже, он так и сделал!
– Ну, сделал и сделал, – пожал плечами Макаров. – По мне, так какая разница, почему мы здесь. Что нам дальше делать, вот о чем думать надо!
– Кстати, – спохватился Калашников, – у тебя-то как дела? Давай позавтракаем, а заодно и расскажешь.
– Давай, – Макаров насадил на вилку здоровенную картофелину, отправил в рот и принялся один за другим таскать со стола кусочки селедки. – Уг-гмм… вкусно, однако… Да, так вот, как мои дела. Срок я тут отмотал. Пожизненный.
Калашников мрачно кивнул:
– Слышал, слышал. Твою рукопись уже на аукционе в Ллойсби продали. Семьсот тысяч эйков.
– Что ж так дешево? – скривился Макаров. – Столько лет писал!
– А ты бы к ним лично заявился, – посоветовал Калашников. – Взял бы систему под контроль, пострелял бы из какого-нибудь бластера…
Макаров махнул рукой и закинул в рот новую картофелину.
– Ну, – сказал он, прожевавшись, – дальше было куда веселее. Отсидел я, значит, и вышел.
Калашников весело рассмеялся, щелкнул пальцами, и на столе появились две конические рюмки.
– Думаешь, стоит? – Макаров с опаской взглянул на бутылку.
– Нальем пока, а там и решим, – уверенно сказал Калашников и скрутил пробку у «Особой очищенной». – Значит, вышел ты, и?
– И сразу же предъявил, кому следует, – усмехнулся Макаров. – Есть в галактике такая белая крыса, Исиан Джабб, так вот он меня с Магатой Гари и свел. Я, как мы и планировали, с него Тналайские записи попросил, ну а он взамен – мой генетический код. В результате записи я получил даже раньше, чем если бы срок не мотал.
– Ну и что в записях? – подался вперед Калашников.
– Список прибывших-убывших, – ответил Макаров. – Всех эрэсов, которые попадали на Тналай в последние восемнадцать лет, и всех эрэсов, которые его покидали.
– Неплохо, – хмыкнул Калашников. – И кто же из них Спрут?
– Не знаю пока, – развел руками Макаров. – Искинты думают.
– Значит, есть над чем подумать, – кивнул Калашников. – Кто у тебя дальше на очереди?
– Смулпейн, – ответил Макаров. – Ладно, наливай.
– А что так мрачно? – удивился Калашников, разливая водку. – Вроде бы абсолютно выдрессированная публика…
– Вот именно, выдрессированная, – вздохнул Макаров. – Взяток не берут, при подозрительных вопросах сразу сообщают в полицию, официальные запросы обещают рассмотреть в положенные по закону сроки.
– Да брось, – улыбнулся Калашников. – Не бывает такого. Наверняка есть у них какая-нибудь теневая экономика!
– Похоже, что нет, – покачал головой Макаров. – Умиротворили их основательно, камня на камне не осталось. Ну ладно, на месте разберусь; значит, говоришь, нановодка?
– Ага, – Калашников поднял свою рюмку. – За нашу победу!
– Погоди, – остановил его Макаров. – А ты хорошо помнишь, что она должна была с человеком делать?
– Да как раз человека из него и делать, – усмехнулся Калашников. – Физиологические изменения, обратные алкоголизму, коррекция высших мотивационных структур, канализация отрицательных эмоций… Ты главное пей, а там посмотрим.
– А вдруг это не та нановодка? – задал Макаров вполне резонный вопрос. – Мы-то с тобой ее в две тысячи первом придумали, а здесь – две тысячи тридцать второй!
– Та, не та, – махнул рукой Калашников, – проверить-то все равно надо! Думаешь, он нам просто так ее прислал?
– Да нет, – согласился Макаров. – Наверное, чтобы выпили.
– Ну вот, – заключил Калашников, – значит, за нашу победу!
– За нашу победу! – эхом отозвался Макаров и опрокинул в себя рюмку с нановодкой неизвестного назначения. Крякнул, поставил рюмку и тут же потянулся за селедкой.
– А на вкус, – поморщившись, сообщил Калашников, – бодяга бодягой. Ну, теперь с тебя дневник ощущений. Будем выяснять, какие в ней нанороботы плавали.
Макаров прожевал кусок селедки и склонил голову набок.
– Водка как водка, – сообщил он. – Пил я и похуже.
– Это так специально задумано, – предположил Калашников. – Чтобы много не пили.
– Кстати, – вспомнил Макаров. – А как же наши собственные нанороботы?
– Какие еще нанороботы? – удивился Калашников.
– Ну, исм этот, из которого мы сделаны, – пояснил Макаров. – Они там между собой не передерутся?
– А, исм, – усмехнулся Калашников. – Нет, не передерутся. Исм, он на атомарном уровне работает. А эти, – Калашников презрительно ткнул пальцем в бутылку, – только на органический синтез и способны. По крайней мере, по задумке две тысячи первого года.
Он аккуратно закрыл бутылку пробкой и опустил ее под стол. Ковер тихонько чмокнул, перемещая бутылку в хранилище. Макаров задумчиво съел еще одну картофелину и сказал:
– Пока никаких ощущений. Может, выдохлась?
– Подожди, – успокоил его Калашников. – По идее, она не сразу должна действовать. Алкоголизм, он тоже не с первой рюмки начинается.
– Подожду, – пообещал Макаров. – А что у тебя еще новенького?
– Да больше ничего интересного, – развел руками Калашников. – Все джихад да джихад.
Глава 8.
Безмозглые черепа
Бывают в жизни случаи, выпутаться из которых поможет только глупость.