— Что вы видите? — спросил Гринберг.
— Энтер, — ответил Калашников и усмехнулся, вспомнив прочитанную в молодости повесть. — Вход для прессы!
— Пока не входите, — посоветовал Гринберг. — Я чувствую, что у вас еще остались вопросы…
— … и боюсь, что вы найдете на них ответы, — продолжил за него Калашников. А потом задержал взгляд на надписи Enter и мысленно приказал ей вдавиться в экран.
Гринберг, прочитал он рядом с цветной фотографией, изображавшей стоявшего перед ним черта. Михаил (Мехион) Аронович, год рождения 2209, отец Арон (Аррион) Глваркет, мать Рашель Гринберг. Гость с 2234 по 2236, гражданин с 2236. Специальности: технологическая безопасность, социальная безопасность, социодинамика, психологическая безопасность…
— Ну хватит, хватит! — услышал Калашников и перевел глаза на живого Гринберга, размахивающего когтистой ладонью прямо перед его носом. — Вы что, Сети никогда не видели? Подвесьте экраны вне поля зрения, и рассматривайте их сколько угодно!
Калашников посмотрел на Гринберга, и тот вдруг замолчал.
— Михаил, — сказал Калашников. — Так вы тоже… незаконный иммигрант?
Гринберг опустил руку.
— Даже так? — сказал он, прищурившись. — Уже раскопали? А я еще собирался учить вас, как пользоваться Сетью!
— Почему вы сами не сказали? — спросил Калашников.
— Чтобы у вас не возникло подозрения, что у всех новопринятых звездных русичей рано или поздно отрастают рога, — улыбнулся Гринберг. — А если серьезно, то неужели трудно было догадаться? Хотя бы по моему внешнему виду?
— Трудно, — честно ответил Калашников. — Двести пятьдесят лет плюс современная медицина. Подумаешь, рога; вот если бы вы были спрутом!
Гринберг моментально перестал улыбаться, и в глазах его снова вспыхнул алый огонь.
— Об этом позже, — сказал Гринберг. Он на секунду прикрыл глаза ладонью, вернув им нормальный цвет. — Как вы себя чувствуете, Артем Сергеевич? Не хочется уйти в Сеть с головой?
— Хочется, — признался Калашников. — Но побаиваюсь: вдруг упаду и нос разобью?
— Вот поэтому, — назидательно сказал Гринберг, — я и запретил вам садиться. По имеющемуся у меня опыту, лица, впервые подключившиеся к Сети, проводят в виртуальной реальности до двадцати часов в сутки. А у нас с вами еще остались нерешенные вопросы.
— Ну так давайте их решим, — предложил Калашников.
— Давайте, — согласился Гринберг. Он взял Калашникова под руку и подвел его к перилам, ограждавшим веранду со стороны заката. — Где бы вы хотели поставить свой дом, Артем Сергеевич? Вон там, на излучине реки, или вот здесь, на высоком холме?
Калашников оперся на перила и задумчиво посмотрел на открывшуюся его взору речную долину.
— Давайте на холме, Михаил Аронович, — ответил он минуту спустя. — Красиво у вас здесь…
— У вас, — поправил Гринберг, — это же будет ваш дом. Пойдемте!
— Куда? — спросил Калашников.
— Строить, — просто ответил Гринберг, повернулся к лестнице и, не дожидаясь ответа, спустился в парк. Калашников качнул головой и поспешил следом. Ступив на дорожку из битого кирпича, он оглянулся, чтобы махнуть Макарову рукой. А потом трусцой побежал дальше, едва поспевая за Гринбергом, оказавшимся чертовски быстрым ходоком.
Макаров поскреб подбородок и решил все-таки задать вопрос.
— Прошу прощения, как ваше отчество? — обратился он к Лапину.
— Петрович, — ответил Лапин, показал на освободившийся после Гринберга стул. — Сядем?
— Пожалуй, да, — кивнул Макаров, послушно присаживаясь на указанное место. — Семен Петрович, можно вопрос? — Лапин молча кивнул. — Что это с ним?!
— Он всегда такой, — ответил Лапин. — Двадцать лет знакомы.
— Да нет, я про Калашникова, — махнул рукой Макаров. — Какой «энтер»? Что он такого увидел?
— А, — протянул Лапин, — Сеть эта окаянная! Картинки он в глазах увидел, картинки. Такие, что все вокруг застят.
— Это после таблетки? — уточнил Макаров. — После того, как он ее к груди приложил?
— Верно, — кивнул Лапин. — После таблетки. Лирк называется.
— И надолго это с ним? — обеспокоенно спросил Макаров.
— Привыкнет, — уверенно ответил Лапин. — Через неделю в гости позовет. А может, и раньше.
— Через неделю, — повторил Макаров и посмотрел в сторону высившегося над рекой холма. Две маленькие фигурки, черные на фоне закатного неба, стояли на его вершине, время от времени размахивая руками. — Ну ладно, с Калашниковым все понятно; а как же я? Что мне теперь делать?
— Обживаться, — ответил Лапин. — На первое время здесь, у меня. Изба большая, родичи в разъездах, места хватит. Сейчас ужинать будем, а там и гости подоспеют.
— Гости? — забеспокоился Макаров. — А я не помешаю?
Лапин засмеялся:
— Скромный ты очень, Павел Александрович! Они ж на тебя посмотреть придут!
— На меня? — удивился Макаров. — Зачем это?
— Ну как же, — Лапин развел руками. — Первый человек из прошлого, да еще Павел Макаров. Тот самый Макаров!
— Какой еще «тот самый»?! – возмутился Макаров. — Семен Петрович, я так больше не могу! Здесь явно какое-то недоразумение!
— Недоразумение, — кивнул Лапин. — А нам надобно разумение. Посидим, поговорим, откушаем, чего Бог послал. Тут недоразумению и конец!
С этими словами Лапин засунул руку в объемистый карман своих просторных белых одежд и вытащил на свет пузатую бутыль с узким горлышком. Поставил на стол, обтер рукавом этикетку и подмигнул Макарову:
— Очищенная. Сам делаю!
Глава 3. Тот самый Макаров
Пора уходить от культуры «калашникова»!
П. Мушшараф
1.
Павел Макаров осторожно открыл один глаз и тут же закрыл его обратно.
Спать, подумал он. Нужно спать. Потому что просыпаться в таком состоянии — смерти подобно.
Однако у желудка на этот счет имелось собственное мнение. Макаров сглотнул слюну, пытаясь сдержаться, заворочался на кровати — и едва успел повернуться на бок.
Свесив голову вниз, он несколько раз дернулся в приступе рвоты, сплюнул, сглотнул, еще раз сплюнул. И только после этого решился еще раз открыть глаза.
В комнате стоял полумрак. Плотные шторы закрывали маячившее в отдалении окно, на полу расплывалось неаппетитного вида пятно. Макаров застонал и ни к селу ни к городу вспомнил какой-то хрустальный саркофаг. Вот бы сейчас туда, подумал он. Сразу бы полегчало.
Макаров перевернулся на спину, подоткнул под голову часть одеяла и сделал еще одну попытку уснуть. Надо же было так нажраться, подумал он. А ведь поначалу чай пили, с чего это я за коньяком ломанулся? Ах да, свет в подвале погас, а потом какая-то чертовщина началась. Кстати, а где я вообще нахожусь?!
