— Да ты ж не куришь, — напомнил Макаров.
— Тем более, — мрачно ответил Калашников.
— Может быть, — участливо сказал Макаров, — тебе коньячку?
— А есть?! – воскликнул Калашников, от радости едва не свалившись в пропасть. — Что ж ты раньше молчал?!
— Да все некогда было, — ответил Макаров. — Сейчас принесу. Вот только чем бы там посветить…
— Погоди, — сказал Калашников изменившимся голосом. — Вон там, у самой реки. Что это?
— Не вижу, — развел руками Макаров. — Сам знаешь, очки у меня того. Слабоваты…
Калашников привстал, вытянулся вперед, изо всех сил вглядываясь в мелькнувшие за соснами белые пятна.
— Нет, это точно дома! — воскликнул он, рубанув воздух ладонью. — А если так, Пашка, я знаю, где мы находимся!
— Так и я знаю, — усмехнулся Макаров. — На берегу реки Кама, в подвале, над озером хроноквантовой пены.
— Вовсе нет, — Калашников поднял указательный палец и покачал им в воздухе. — Мы находимся на развалинах машины времени!
Макаров основательно затянулся сигаретой, а потом загасил ее об стену.
— Почему именно на развалинах? — спросил он и выбросил окурок за дверь.
Отскочив от невидимой преграды, окурок влетел обратно в подвал.
— Веско, — констатировал Калашников. — Согласен, кое-что здесь еще работает. Но что касается самой машины времени — той штуки, что вытащила нас из двадцатого века, — относительно нее можешь не сомневаться. Лежит в развалинах!
— Где?! – Макаров демонстративно огляделся по сторонам. — Где эти развалины?!
— А ты думаешь, что машины времени делают из стекла и бетона? — хмыкнул Калашников. — Вон, внизу целый кратер какой-то гадости; чем тебе не развалины? И вообще, я другое хотел сказать: будь с этой машиной все в полном порядке, ее хозяева давно бы уже брали у нас интервью!
Макаров наморщил лоб, почесал за ухом и снова высунулся наружу.
— Думаешь, это все из-за нас? — спросил он, разглядывая клокочущую серую массу.
— А ты видишь поблизости другие подобные кратеры? — усмехнулся Калашников. — Не верю я в такие совпадения! Небось, в первый раз запускали, экспериментировали… а, ну, наконец-то!
Макаров поднял голову и увидел прямо перед собой полупрозрачную человеческую фигуру. Наконец-то, подумал он, невольно повторив последние слова Калашникова. Наконец-то можно перевести дух.
— Добрый день, — услышал Макаров язвительный голос Калашникова. — Если он, конечно, добрый!
— Вы живы, — произнес полупрозрачный человек. — Значит, добрый!
3.
Убедившись, что предполагаемый хозяин машины времени понимает русский язык, Калашников сделал паузу, чтобы как следует рассмотреть человека будущего. Впрочем, человека будущего в незнакомце выдавали разве что просвечивавшие через него сосны; одет он был в светло-серый комбинезон, застегнутый на груди на что-то вроде залипов, ростом лишь чуть-чуть превосходил невысокого Макарова, а выражение лица имел задумчивое и даже несколько мечтательное. Появись подобный субъект перед Калашниковым во плоти, тот навряд ли принял бы его всерьез. Но голографическая копия, в виде которой человек будущего появился перед своими гостями, говорила сама за себя.
Макаров понял это куда быстрее приятеля и сразу же перешел к делу:
— Простите, а нельзя ли переправить нас вниз? На твердую землю?
— Чуть позже, — ответил человек будущего. — Когда флюкты пофиксим. Простите за сбивку; я не предвидел раздувания канала…
— Стоп, стоп, стоп! — воскликнул Калашников, замахав руками. — А по-русски можно?!
— Ах да, — незнакомец расплылся в улыбке. — Виноват! Давайте по порядку: Марат Таранцев, элпер Института Времени.
— Артем Калашников, — ответил Калашников, — заместитель директора… а ныне безработный. Извините за банальный вопрос, но какой сейчас год?
— И по какому летоисчислению? — добавил Макаров и только потом представился. — Павел Макаров, тоже безработный!
— Две тысячи двести пятьдесят пятый, — сказал Таранцев. — От рождества Христова. Вы не беспокойтесь, прошлое у нас общее. До самого… — Он обеспокоенно посмотрел на Калашникова. — До две тысячи первого? Я не ошибся?
— Одиннадцатого декабря, — кивнул Калашников. — Если быть абсолютно точным, то девятнадцать сорок восемь по пермскому времени.
— Сегодня семнадцатое мая, — сказал Таранцев. — Среда.
— Двадцать третий век, — усмехнулся Калашников. — Странно, что вы все еще понимаете русский язык.
— Как и любой другой, — пожал плечами Таранцев.
Калашников махнул рукой:
— Да Бог с ними, с языками! Скажите лучше, что вы с нами-то собираетесь делать? Например, вы специально на нас охотились, или мы — ошибка эксперимента?
Таранцев приоткрыл рот и склонил голову набок:
— И то, и другое. Мы прокладывали пробный канал…
— Тот самый, который раздулся? — вспомнил Калашников.
— Точно! — сверкнул глазами Таранцев. — В результате вы здесь, а моя теория — в мусорной корзине.
Калашников хотел сказать, что там ей самое место, но вовремя одумался.
— А как же тогда мы вернемся?! – спросил Макаров, уловивший-таки суть разговора.
— Вернетесь? — удивленно переспросил Таранцев. — Куда?
— Домой, — ответил Макаров. — В две тысячи первый год.
Таранцев вытянул губы в трубочку и покачал головой.
— Вы не понимаете, — сказал он. — Две тысячи первого года давно уже нет. Есть только две тысячи двести пятьдесят пятый.
— То есть как это нет?! – возмутился Макаров. — А мы откуда?!
Таранцев поднял руки на уровень глаз.
— Вот смотрите, — сказал он. — Это прошлое, — он потряс левой ладонью, — это будущее, — он потряс правой. — Вы думаете, они расположены так, — Таранцев расположил ладони параллельно друг другу. — А на самом деле — вот так! — Он сжал левую руку в кулак и обхватил его правой. — Прошлое — составная часть будущего. Вернуть вас обратно означает вот это.
Таранцев убрал с кулака правую ладонь, встряхнул ей в воздухе и спрятал за спину.
Калашников протяжно свистнул.
— То есть — уничтожить нас теперешних? — спросил Макаров.
— Не только вас, — ответил Таранцев. — Весь мир, появившийся после две тысячи первого года. Только так вы сможете оказаться в исходной точке.
— Нет уж, спасибо, — пробормотал Калашников. — Разве что вы будете очень настаивать…
— Значит, — перебил его Макаров, — мы здесь надолго? Может быть, даже навсегда?
— Совершенно верно, — кивнул Таранцев. — Скорее всего, навсегда.
