Альгин Кроче опоздал с устранением конкурентов; один из названных им кандидатов на тот свет первым нанес свой удар.
Нанес, да не донес, подумал Валентин, выпуская из рук «абсор» — «абсолютное оружие», свое недавнее изобретение, представляющее собой облако «пираний», пожиравших любую магию на своем пути. В отличие от пираний Хеора, поедавших свободную магию постепенно, исподтишка, пираньи Валентина отличались куда большей агрессивностью. Валентин не случайно назвал свое облако «абсолютным оружием» — на трех боевых стрельбах у Тангаста лучшие маги Эбо так и не смогли найти против него надежной защиты. С появлением этого заклинания пангийские маги лишались главного преимущества в схватках с землянами — своих огромных запасов Силы.
Облако пираний столкнулось с неведомой тварью на высоте пятидесяти метров. Валентин увидел, как из пустоты возник белый эллипсоид, окруженный аурой из миллиона снежинок, вспыхнувших на солнце всеми цветами радуги. Так вот ты какой, северный дракон, подумал Валентин, нащупывая кольцо с огненным мечом. Хотя правильнее было бы называть тебя снежным драконом.
Снежный дракон, ничуть не смутясь полным исчезновением всех наложенных на него заклинаний, продолжил свой полет и мгновение спустя плюхнулся на траву прямо перед ошеломленным Линно Тарденом. Валентин вспомнил, что с момента, когда он завершил представление и открыл ящик с Дианой, прошло всего несколько секунд. Слишком мало времени, чтобы кто-то из зрителей смог переключить внимание на появившегося посреди дворика снежного монстра.
А вот для монстра времени оказалось предостаточно. Он распахнул бесформенную пасть, из которой вылетело облачко инея, и с чмокающим звуком всосал в себя ничего так и не заподозрившего Линно Тардена.
Валентин понял, что снежный дракон двигается слишком быстро даже для его ускоренного Обручем восприятия. Дотянуться до него огненным мечом не было никаких шансов — едва захлопнув пасть, дракон снова поднялся в воздух с явным намерением скрыться в сторону солнца. Вот тебе и «абсолютное оружие», подумал Валентин, поднимая левую руку; хорош бы я был, явившись сюда без полного набора талисманов!
Перчатка — простенький, но при всей своей простоте необычайно эффективный талисман, — без труда схватила снежного дракона в свои стальные объятия. Подвесив его прямо над фамильным мавзолеем Тарденов, Валентин приказал Перчатке «так держать!», а сам снова активировал Обруч. Победив тело дракона, Валентин решил взять реванш и в схватке с его сознанием.
Наученный предыдущей неудачей, Валентин не стал полностью отождествляться с драконом. Обруч позволял ограничиваться отдельными видами чувств и даже просто читать мысли — в тех случаях, конечно, когда наблюдаемый проговаривал их про себя на понятном Валентину языке. Вспомнив как следует свои предыдущие попытки контактировать с драконами, Валентин решил ограничиться визуальным каналом.
Взгляд снежного дракона метался из стороны в сторону, разыскивая виновника своего внезапного плена. Время от времени изображение в его глазах расплывалось и теряло контрастность — таким простым способом дракон вспоминал о содержимом своего ледяного брюха. Валентину не понадобилось особых усилий, чтобы догадаться: дракон собирается использовать Тардена в качестве своего главного козыря на неизбежных переговорах. Единственное, что хоть как-то беспокоило снежную тварь — так это полное непонимание, с кем же эти переговоры вести.
Пожалуй, подумал Валентин, можно добавить еще один канал. Слова пока не нужны, а вот ауру стоит пощупать. Вдруг удастся освободить Тардена без применения огненного меча?
Но снова почувствовать холодную ауру Валентину так и не довелось. Взгляд дракона описал стремительный круг, метнулся обратно, задержавшись на мгновение на Валентине — и в ту же секунду Валентин увидел себя в окаймлении яркого желтого света. Дракон наконец узрел своего врага.
— Кто ты? — скорее почувствовал, чем услышал Валентин его вопрос. — Чего ты хочешь?
— Поговорить, — ответил Валентин, сообразив, что все-таки включил речевой канал. Слова обоих собеседников рождались в сознании дракона, но при этом дракон не хуже Валентина понимал, что разговаривает вовсе не сам с собой.
— Я могу убить твоего короля, — констатировал дракон.
— Никакой он не мой король, — ответил на это Валентин. — Я — факир Фалер, и ты испортил мое последнее представление!
Желтый свет, очерчивавший Валентина в восприятии дракона, сменился на ярко-белый.
— Нет, — возразил дракон. — Я ждал, когда ты закончишь. Я уважаю Великого Фалера!
Надо же, подумал Валентин. Какая популярность!
— Зачем тебе Линно Тарден? — спросил он напрямую.
— Мне он не нужен, — ответил дракон. — Его хочет видеть Хозяин.
— Хеор или Фарсуд? — уточнил Валентин. По легкому движению глаз, возникшему на слове «Хеор», он узнал ответ раньше, чем дракон решился произнести его вслух.
— Савантхеон, — произнес дракон имя, прозвучавшее музыкой. — Среди людей он — Хеор, среди эльфов — Сатхенас. Я думаю, он будет рад встрече с тобой. Иначе я убью Линно Тардена, — закончил дракон с типично драконьей логикой.
Валентин осторожно подключился к телу дракона. Еще недавно оно ощущалось как раскинутая во все стороны плотная холодная аура; теперь же, стиснутая со всех сторон могучей хваткой Перчатки, драконья плоть превратилась в туго сжатую пружину, обвившуюся вокруг своего пленника. Валентин осторожно двинул своей собственной рукой, приказывая Перчатке сделать дракону некоторое послабление, и одновременно шевельнул свернутой в несколько слоев аурой. Пружина чуть-чуть разжалась, дракон никак не прореагировал. Либо сработало, решил Валентин, либо у Тардена серьезные неприятности.
— Почему ты назвал первым драконье имя? — спросил Валентин, желая потянуть время. Управление драконом давалось ему куда лучше, чем раньше, и Валентин надеялся, что через десяток-другой фраз сумеет освободить Тардена без применения Силы.
— Потому что Савантхеон, — сказал дракон, — один из нас.
Хеор — дракон?!
Валентин так опешил, что чуть было не потерял ощущение драконьего тела. Секундный наплыв тепла, острая паника — и Валентин снова стал ледяной пружиной.
— Он тебе сам об этом сказал? — вырвался у него совершенно неуместный вопрос.
Задавать подобные вопросы драконам, чье чувство юмора далеко превосходило человеческое, но при этом как правило выражалось в действиях, а не в словах, было смертельно опасно. Начав «смеяться» — Валентин так и не смог подобрать адекватного названия тому неописуемому состоянию, в которое приходили драконы под действием удачной шутки, — дракон начинал вести себя словно пьяный слон; шутки ради он мог спикировать мордой в землю, наплевав на всех своих седоков, или развернуть в сторону собеседника хвост с реактивной струей, мигом превращающей человека в факел. Последнее действие считалось среди драконов пошлой, банальной, но тем не менее невероятно смешной шуткой. Неудивительно, что профессия погонщика драконов не пользовалась на Побережье особой популярностью, оставаясь уделом нескольких кланов горного народа машвайров.
