— Я приму их.
У капитана Ральда вид был смущенный и раздосадованный. Сотники тоже неуверенно переглядывались.
— Садитесь. — Артур указал на скамьи, поставленные вдоль стен.
Дружинники торопливо рассаживались. Окна были распахнуты, лучи заходящего солнца окрасили пол и стены зала розовым.
Артур опустился в кресло.
— Я слушаю.
— Ваше величество! — начал Ральд. Чувствовалось, что он принуждает себя говорить. — Воины волнуются, и я не могу их успокоить. Я пытался пресечь слухи, но…
Артур нахмурился: впервые видел бравого вояку в таком смятении.
— Что за слухи?
Собравшись с силами, капитан выдавил:
— Говорят, королева… Вы хотите уйти, а королем станет другой.
Выговорив эту неслыханную дерзость, Ральд пригнулся, точно ожидая удара. Он хотел, чтобы Артур дал волю своей ярости — пусть болтуны уймутся.
Артур резко откинулся на спинку кресла. У него даже губы побелели. Неужели мало он перенес? Неужели недостаточное смирение явил? Казалось, умалил свою гордость до предела. Так нет, вновь должен сознаться, что носит венец не по праву. И перед кем? Перед воинами, принадлежавшими ему душой и телом. Неужто судьба не могла избавить его от этого последнего унижения?
Видя, что король изменился в лице, Ральд пробормотал:
— Воины тревожатся…
— Пусть тревожатся об остроте мечей. О судьбах венцов побеспокоятся другие.
Ральд не знал, куда девать глаза.
— Дружинники твердят, что присягали на верность вашему величеству. Предстоит битва, в которой они могут сложить головы…
— Присягали дружинники мне, я поведу их в битву. Этого достаточно.
Ральд покорно поклонился. Сотники начали вставать.
— Погодите. — Артур остановил их взмахом руки.
Поднялся, отошел к окну. Все муки, какие претерпел до этой минуты, казались пустяками в сравнении с тем, что предстояло сейчас. Искупление только начиналось. Стрелок с Аннабел пощадили его, промолчали. Но сам он молчать не смеет. Знает — дурное семя дает дурные всходы. Ложь, даже самая маленькая, непременно станет расти. Достаточно он принес бед этой стране, чтобы лелеять побеги будущих несчастий.
Он должен сказать правду. Сознаться… Он с большей охотой предпочел бы по горячим угольям пройти!
Артур повернулся к дружинникам:
— От воинов, насильно гонимых в битву, мало проку. Откровенность за откровенность. Два года назад принцесса Аннабел избрала своим мужем и королем другого человека. Вы знали его как начальника лучников, теперь — как рыцаря Оленя. Венец предназначался ему. Я этого стерпеть не мог. Пытался его убить.
Раздался короткий, сразу захлебнувшийся возглас изумления. И наступила тишина. Артур продолжал:
— Магистр помогал мне… Он же меня и предал. А человек, которого я пытался уничтожить, спас и королеву, и меня, и вас всех. Как теперь надлежит поступить?
Артур ждал ответа. Воины, встречаясь с ним взглядом, спешили отвести глаза. Даже верный Ральд отвернулся.
Прошла долгая минута, прежде чем Артур вновь нашел в себе силы заговорить — холодно и спокойно:
— Я ответил на ваш вопрос. Престол займет рыцарь Оленя. Не думаю, чтобы вы питали неприязнь к человеку, вызволившему нас из западни.
И снова наступила тишина. Дружинники не говорили ни слова, но и не уходили. Артур насмешливо промолвил:
— Полагаю, вас беспокоит другое. Вопрос о венце был только предлогом.
Тут, осмелев, подал голос сотник Эранд:
— Среди дружинников нет согласия. Одни желают до конца сражаться за вас… за королеву. Иные уверены, что победы все равно не добиться. Войско каралдорцев слишком велико. Каралдорский король возьмет верх. Не лучше ли сразу перейти на его сторону?
Артур глубоко вздохнул, стараясь обуздать гнев. У капитана Ральда был разнесчастный вид.
— Остальные не хотят принимать участия в битве, но готовы примкнуть к победителям.
Наступила долгая пауза. Артур молчал, стиснув зубы. Наконец заговорил:
— Вспоминаю, как меня приветствовали в Турге. Хорош бы я был, если бы доверился вам и повел дружину в бой. Я забыл, что ваша верность объяснялась подведенными от голода животами.
Капитан и сотники мрачно смотрели в пол.
— Хорошо. Оставим это. Те, кто предан королеве, станут под наши знамена. Чем меньше смельчаков найдется — тем большую славу они стяжают. Тех, кто не желает биться, я отпускаю. Пусть отдадут мечи. Оружие в позоре хозяев не виновато. Не для того оттачивались клинки, чтобы ржаветь в ножнах. Что до тех, кто думает переметнуться к каралдорцам… Сражаться на стороне врагов я им не позволю. Пусть возвращаются в столицу и присягают на верность Магистру. Каралдорский король никогда не женится на королеве Аннабел. Магистр объявил ее самозванкой, и теперь каралдорцу легче подтвердить эту ложь, чем опровергнуть. Иначе поползут слухи, будто и король жив. Пышными похоронами теперь никого не убедишь! Править нашим королевством станет наместник. Кто иной, как не Магистр? Присягайте Магистру! Он щедро заплатит. Головорезы, морившие вас голодом в Турге, охотно примут «раскаявшихся дружинников» в свои ряды. Да и жены ваши порадуются! Даром что плети гуляли по спинам тех, кого ловили с корзинками еды близ крепости. Улыбками и цветами встретят вас родители невест, утонувших в болоте!
Артур задохнулся от гнева. В залитом вечерним светом покое тишина стояла такая, что слышно было напряженное дыхание воинов.
— Каралдорский король погубил принцессу Маргарет. Магистр вынудил вас голодать под Рофтом и в Турге, объявил предателями и убийцами. Что ж, покоритесь: если желаете подчиняться ворам и убийцам — путь свободен. Я никого не держу.
Он замолчал. Дружинники не шевелились, словно окаменели.
— Что до меня, — холодно продолжал Артур, — то я помню о своей вине… Это я возвысил Магистра. И потому буду сражаться с ним. А вы поступайте как угодно. Вас оболгали, ограбили и унизили — и вы готовы служить этим людям! Право, я плохо знаю свой народ! А теперь уходите!
Воины — растерянные, ошеломленные, пристыженные — поплелись к дверям.
Утром капитан Ральд явился к Артуру с известием, что дружинники умоляют о прощении и позволении остаться. Убрались восвояси лишь пять человек — во главе с Рохом.
* * *
— Много пьешь, Алб!
Толстяк скосил глаза на Плута. Они сидели в круглой, сплошь увешанной коврами комнате Алба. Пылали свечи в тяжелых золотых подсвечниках. Резные черные маски на потолке, казалось, подмигивали и кривились. Алб придвинул кувшин.
— Поживешь здесь с мое… — начал он, одним махом осушил кубок, помотал головой.
— А что такое? — Плут сделал круглые глаза.
