– В любое время, сын мой, я готов посвятить себя лучшей из церквей. Но от природы я нуждаюсь в стабильности, подкреплении своих дел традициями и поддержке хороших людей. Новая вера способна увлечь горячие головы, вроде бедняги Хоррига, но только не меня. Я пришел к выводу, что любая религия, однажды получившая достаточное количество приверженцев и уважение со стороны людей, действует на своих последователей лучше, чем какая-либо другая. Тем не менее, каждый стремится также занимать соответствующее положение в обществе. Да просто глупо спорить на тему, какая религия лучше – сейчас не место и не время для подобных диспутов… Нет, Флориан, жизненное кредо может меняться в отношении чего угодно, кроме верности своей церкви, в особенности для прелата. И вот что я еще скажу тебе, Флориан – не забудь этого, когда мы с Мелиор уйдем – абсолютно все мужчины и женщины всего лишь смертные и несовершенные существа. С этим ничего не поделаешь. В любом случае, тебе придется присмотреть себе другого небесного покровителя теперь, когда рассвет уже приближается и последняя туча уходит на запад, – сказал Хоприг и некоторое время с легкой жалостью смотрел на Флориана.
Мелиор взяла на руки спящего младенца, ничего не говоря и мило улыбаясь герцогу. Затем она и Хоприг воспарили на золотое облако и навсегда исчезли из жизни Флориана. Он размышлял о том, что через несколько мгновений они вновь окажутся в таинственном месте в глубине Акайра. Волшебное сияние рассеялось, а герцогу вспомнилось детское желание стать достойным тех небесных созданий, которыми долгие годы были для него Хоприг и Мелиор. Он с тоской думал о своем устремлении и той блаженной невежественности, которую ничто уже не могло вернуть ему.
Глава 29
Слова утешения
– Ну а теперь что же ожидает меня, лишенного отныне примеров высшей красоты и святости? – без энтузиазма в голосе спросил Флориан. Ожидая ответа, он перевел взгляд с Жанико на Архангела и обратно, наивно предполагая, что они вот-вот начнут схватку за обладание душой герцога де Пайзена. Однако ни один из них не принял воинственного вида и, казалось, вовсе не собирался растрачивать силы ради Флориана.
Михаил находился в затруднении.
– На твой счет у меня нет никаких указаний. Я прибыл сюда не с официальным заданием, а из-за нахальства нашего бывшего святого, считающего, очевидно, что мне нечем больше заняться. Как же приятно сознавать, что он вернулся в прежние времена, когда еще не был канонизирован, и больше он не является святым! Что же касается тебя, то деяния твои столь ужасны, что, не сомневаюсь – вряд ли есть смысл ждать чего-нибудь хорошего.
Флориан вынул меч Фламберж из ножен.
– Тогда, месье Святой Михаил, логика подсказывает единственный и наилучший выход: я прошу вас оказать мне честь и скрестить со мной мечи, чтобы я мог погибнуть достойно де Пайзена.
– Ну надо же! Эта козявка смеет бросать вызов Архангелу! Чего только не увидишь на земле, – изумился Михаил.
– Да, в нашем романтике сильный дух. Похоже, он затмил его рассудок. Лично меня мало волнует его судьба, но в конце концов старые знакомые имеют полное право на дружескую беседу. Я вижу, святой запасся неплохим вином и предлагаю за бокалом обсудить будущее нашего маленького герцога, – ответил Жанико.
– Отличная мысль. Я целый день работал в новых мирах неподалеку от Фомалота и достаточно надышался звездной пылью. Да, негодный Хоприг заставил меня проделать долгий путь, и я испытываю сильную жажду – откликнулся на предложение Архангел.
На этом старые знакомые уселись за стол, чтобы за бокалом вина и приятной беседой решить судьбу Флориана. Жанико налил и герцогу тоже: Флориан взял предложенный бокал и стул, скромно поставив его у стены на солидной дистанции от своих судей.
Сидящие за столом представляли собой странную парочку. Великолепие отличало Михаила во всем, ибо он являлся существом божественным, и его лицо выражало безграничное великодушие князя небесного царства. Жанико же имел внешность рабочего человека, не примечательного и – почти абсолютно коричневого, на котором не заметишь ни одного грязного пятнышка даже после тяжелого трудового дня. Лицо его отличалось правильными чертами и излучало силу и уверенность в себе.
– Выпьем для начала. Бокал вина – самое подходящее вступление для любого диспута, ибо делает соперников приятными малыми и порождает взаимное доверие и искренность, – предложил Жанико.
– Недостаток доверия и искренности недопустим, когда речь идет о грехе, – ответил Михаил и одним героическим глотком осушил свой бокал.
Флориан лишь слегка попробовал предложенное вино: вкус его показался ему необычным.
– Грех – какое замечательное и впечатляющее односложное слово, – мечтательно произнес Жанико.
– Слово божье ставит преграды на пути греха, – строгим голосом ответил ему Михаил.
– Если вы спросите мое мнение, то грех – очень серьезная вещь, и чтобы искупить его, надо пожертвовать множество витражей, подсвечников и, что хуже всего, – раскаяться, – вставил Флориан.
– Да, но само по себе слово не имеет неотъемлемого значения, оно лишь отражает тот смысл, который собеседники с взаимного согласия придают определенному звуку. Позволь мне наполнить твой бокал, ибо он пуст. А вы, месье герцог, перестаньте перебивать своих судей. Такова природа всех слов. А слово твоего бога люди толкуют так по-разному, мой добрый Михаил, что в самом деле впору изумиться…
– Я сижу здесь не для того, чтобы выслушивать богохульства, но чтобы решить судьбу этого грешника. Нет нужды доказывать мне логичность твоих взглядов. Я всего лишь грубый солдат, ты же – существо утонченное. Да, мир знает, что ты проницателен, но как далеко завела тебя твоя проницательность? Она привела тебя из небесного царства в ад, – прервал размышления Жанико Архангел.
Флориан восхищался впечатляющей концовкой речи Михаила. Он откинулся на спинку стула и смотрел на Жанико. Герцог чувствовал себя превосходно, подпав под действие вина Хоприга, оказавшегося напитком слишком уж крепким, чтобы употребляться уважающим себя святым.
– Друг мой, так ты в самом деле веришь в эту новую душещипательную историю, будто бы я бывший ангел, восставший против твоего Яхве? – улыбаясь, спросил Жанико у Архангела.
Михаил обдумал вопрос и сказал:
– Ну, это происходило задолго до меня, конечно же. Я знаю лишь, что мой господин создал меня для борьбы с тобой, называющим себя Князем этого мира. Вот я и следовал его указаниям, хотя, надо отдать тебе должное, это было не простое задание. Но все уже позади: солдат не опускается до обмана и хитрости, когда битва окончена. Вот почему я пью с тобой.
– Твое здоровье, мой небесный соперник! А что, если я не побежден, а лишь терпелив? Почему бы мне, кто пережил так много богов, не проявить терпение под убывающей властью племенного бога, пришедшего из Израиля, как я делал при Ваале и Мардуке? Оба они имели своих последователей и высокие храмы повсюду. Митра, Зевс и Осирис и еще не помню точно, сколько тысяч других прекрасных и могущественных божеств получали свою долю поклонения, пренебрежения и забвения. Я никогда не был всемогущ, мне не поклонялись в светлых храмах ни раньше, ни теперь. Мне всегда служили.
