– Великий Ситэл, что нам делать? – спросил Фиринкалос, важный служитель Эли. – Каждый день к нам приходят варвары, просят позволить им поклоняться богам в нашем храме. Мы прогоняем их, и они злятся, а назавтра появляется другая кучка волосатых дикарей и просит о такой же милости.
– Люди и гномы – еще не самое худшее, – возразил Зертинфинас, жрец храма Матери. – Каганести, с их грязными руками и ногами, отвратительными рисунками на лицах, возомнили, что они равны нам, что мы не можем изгнать их с освященной земли. Вот хотя бы вчера: несколько дикарей избили моего помощника и разлили священную розовую воду во внешнем святилище.
– Чего вы от меня хотите? – спросил Ситэл. – Чтобы я поставил охрану вокруг каждого храма? В гвардии не хватит на это воинов, не говоря уже о том, что большинство из них сами сыновья и внуки Каганести.
– Возможно, указ, прочитанный на рыночной площади, убедит чужаков не пытаться силой проникнуть в наши святыни, – заметил Фиринкалос.
Собравшиеся одобрительно зашумели.
– Все это очень хорошо, – выступила Мирителисина, глава жриц храма Квенести Па. – Но как мы, служительницы богини исцеления, можем прогнать просителей, жаждущих войти? Наш долг – принимать больных и увечных. Можем ли мы проводить различие между Сильванести и Каганести, людьми, эльфами и кендерами?
– Да. Это ваш долг, – послышался новый голос.
Все присутствующие повернулись налево – там, рядом с Пророком, стоял Ситас. Он слушал, как разные группы высказывали свое мнение. Он выслушал достаточно, теперь пришло время и ему сказать свое слово. Принц спустился по ступеням трона вниз, к собравшимся, и обернулся к отцу.
– Для нас жизненно важно сохранить чистоту наших храмов и нашего города, – с жаром начал он. – Мы – старейший и мудрейший народ Кринна, мы появились здесь задолго до остальных, с нами благословение богов, и мы не должны смешиваться с ордами низших народов, что хлынули сюда и пытаются извлечь пользу из нашей благосклонности, отнять нашу культуру. – Он поднял руки. – Где нет чистоты, там не может быть Сильваноста и Сильванести.
Некоторые жрецы, не принадлежавшие к храму Квенести Па, поклонились, одобряя заявление Ситаса. Но стоявшие позади них мастера гильдий выглядели удрученно. Ситэл, глядя на сына, медленно кивал. Затем, посмотрев поверх его головы на членов гильдий, велел им приблизиться.
– Высочайший, – начал глава гильдии Ювелиров, – чужеземцы доставляют нам множество вещей, которых нет здесь, в Сильваносте. Гномы в обмен на наш нектар и продукты поставляют нам лучший металл. Люди приносят искусно вырезанные деревянные изделия, мягчайшую кожу, вино, масло. Даже кендеры вносят свой вклад.
– Свой вклад в воровство, – пробормотал один из жрецов.
По башне пронесся смех.
– Довольно, – приказал Ситэл и снова взглянул на сына. – Как можно не пускать чужеземцев в наши храмы без того, чтобы не разрушить торговлю, необходимую нашему народу?
Ситас глубоко вздохнул:
– Мы можем построить здесь, на острове Фаллан, вне города, нечто вроде поселения, и пусть торговля ведется там. Никакие чужаки, кроме важных посланников, не будут допускаться в стены Сильваноста. Если люди и другие хотят поклоняться богам, пусть строят храмы в этом новом городе.
Ситэл откинулся на спинку трона и постучал по подбородку:
– Любопытное предложение. А почему чужестранцы должны согласиться на него?
– Они не захотят лишаться товаров, которые покупают у нас, – возразил Ситас. – Если они не согласятся, их выгонят.
Жрецы взглянули на принца с неприкрытым восхищением.
– Самое разумное решение! – воскликнул Зертинфинас.
– Это доказывает мудрость наследника Пророка, – елейным голосом добавил Фиринкалос.
Ситэл взглянул мимо них, на мастеров гильдий:
– А вы что скажете, добрые господа? Нравится ли вам предложение моего сына?
Предложение пришлось по душе. Если торговцы вынуждены будут приставать к берегу в одном месте острова, то гильдиям легче будет облагать их налогами. Мастера гильдий одобрительно зашумели.
– Очень хорошо, теперь нужно составить планы, – решил Ситэл. – Постройку пристаней и стен я поручу гильдии Строителей. Когда будут готовы планы, можно начать тесать камень. – Ситэл встал, и присутствующие поклонились. – Если это все, аудиенция окончена.
Пророк задумчиво взглянул на сына, затем отвернулся и покинул башню через дверь, находившуюся за троном.
Жрецы с поздравлениями собрались вокруг Ситаса. Мирителисина спросила, как он решил назвать новый торговый город. Ситас улыбнулся и покачал головой:
– Я еще не обдумывал такие детали.
– Его следует назвать в твою честь, – льстиво предложил Фиринкалос. – Может быть, Ситаност, город Ситаса?
– Нет, – твердо возразил принц. – Так нельзя. Пусть это будет что-то понятное чужим. Тон-Кар, деревня на реке Тон, ну, нечто простое. Я не хочу называть город своим именем.
Оставив толпу, Ситас взошел по ступеням трона и скрылся за той же дверью, что и его отец, и, усевшись в ожидавшие его носилки, приказал:
– В Квинари, быстро.
Рабы подняли носилки на могучие плечи и побежали вперед.
Герматия ожидала его. Новость моментально распространилась по дворцу, и ее переполняло восхищение триумфом мужа.
– Ты завоевал их, – ликовала она, наливая Ситасу кубок холодной воды, – Жрецы смотрят на тебя как на своего предводителя.
– Я только высказал свое мнение, – спокойно заметил Ситас.
– Верно, но они запомнят твой поступок и поддержат тебя в будущем, – настаивала жена.
Ситас смочил пальцы остатками воды и дотронулся их кончиками до лица.
– Разве я нуждаюсь в их поддержке?
Герматия выглядела удивленной.
– А ты не слышал? Госпожа Ниракина предложила Пророку назначить тебя соправителем, чтобы ты разделил с отцом его ношу.
Ситас был захвачен врасплох.
– Ты опять подслушивала разговоры на балконе, – недовольно произнес он.
– Я думаю только о твоих интересах, – с некоторой холодностью ответила Герматия.
Последовало продолжительное молчание. Между первенцем Пророка и его прекрасной супругой так и не возникло большой привязанности, и с каждым днем Ситас все больше сомневался в том, что она его любит. Амбиции Герматии были видны так же ясно, как Звездная Башня, и в два раза превышали ее.
– Пойду, поговорю с отцом, – наконец выдавил Ситас.
Герматия шагнула вперед, намереваясь присоединиться к нему.
– Один, госпожа. Я иду один.
Герматия отвернулась, скрыв пылающее лицо.
