— …Поскольку находились в пустынном краю, а лошадьми не располагали. Кроме того, мы не смогли взять вас в плен. К счастью, о том, что мы должны были это сделать, знал только пилот орнитоптера…
— И вы убили его? — спросил Хоукмун.
— Увы. Но это было необходимо. Потом мы забрались в машину в надежде добраться до ближайшего города.
— И не справились с управлением?
Д'Аверк улыбнулся:
— Вы угадали, герцог. Из меня неважный пилот. Я поднял машину в воздух, но вскоре эта шельма закапризничала и занесла нас… один Рунный Посох знает, куда. Признаюсь, я изрядно струхнул. Эта чертовка металась из стороны в сторону и в конце концов полетела вниз, и я с трудом посадил ее на песчаный берег реки. К счастью, мы отделались легкими ушибами. Потом Экардо и Петер закатили истерику, разругались друг с другом — в общем, забыли всякие приличия. Даже меня перестали слушаться. Но все же они помогли мне соорудить плот — мы решили спуститься по реке к ближайшему городу…
— Это тот самый плот, с которого я вас снял? — спросил Хоукмун.
— Совершенно верно.
— Как же вы попали в море?
— Отливы, мой дорогой друг, — небрежно махнув рукой, ответил д'Аверк. — Течения. Мне и невдомек было, что мы находимся возле самого устья реки. Нас подхватило сильное течение и мигом вынесло в открытое море. На этом плоту… На этом проклятом плоту мы провели несколько дней, и все это время Петер и Экардо ныли, обвиняя друг друга в нашем бедственном положении, тогда как упрекать им следовало меня. О, я просто не нахожу слов, насколько тяжелым было это испытание.
— И поделом вам! — проворчал Хоукмун.
Раздался стук в дверь. Оладан впустил в каюту неряшливого кока с подносом, на котором стояли три миски с подозрительно пахнущим серым тушеным мясом.
Хоукмун забрал у него поднос и дал д'Аверку миску и ложку. После недолгих колебаний француз набил мясом рот. Съев все до последней крошки, он поставил миску на поднос и сказал:
— Восхитительно. Для корабельной кухни совсем неплохо.
Хоукмун, которого от этой стряпни затошнило, протянул французу свою миску, и Оладан последовал его примеру. Но д'Аверк вежливо отказался:
— Благодарю вас. Во всем надо знать меру.
Хоукмун незаметно улыбнулся, снова восхитившись его хладнокровием. Только острый голод мог заставить д'Аверка есть такую гадость, но при этом француз ухитрился не потерять достоинства.
Д'Аверк потянулся, напружинив мускулы, совершенно не соответствовавшие его показной немощи.
— Господа, прошу меня простить, — зевая, сказал он. — Мне необходимо выспаться.
— Могу предложить вам свою постель, — Хоукмун показал на узкую койку, не упомянув, что в ней гнездятся полчища клопов. — А я одолжу гамак у капитана.
— Огромное вам спасибо, — сказал д'Аверк, и Хоукмун удивился серьезности его тона.
— За что?
Д'Аверк закашлялся, а потом поднял глаза и произнес прежним насмешливым тоном:
— Как за что, мой дорогой герцог? За то, что спасли мне жизнь. К утру шторм утих. Море еще волновалось, но намного меньше, чем накануне.
Хоукмун и д'Аверк встретились на палубе. Француз вышел из каюты в куртке и зеленых бархатных бриджах, но без доспехов. Он поклонился Хоукмуну.
— Как спалось? — поинтересовался герцог Кельнский.
— Превосходно, — усмехнулся д'Аверк, и Хоукмун понял, что ему здорово досталось от клопов.
— Вечером будем в порту, — сказал Хоукмун. — Вы — мой пленник или заложник, если вам больше нравится это слово.
— Заложник? Думаете, Империи Мрака небезразлично, жив я или мертв?
— Увидим, — Хоукмун потер Черный Камень. — Но предупреждаю: если попытаетесь бежать, я вас убью. Убью, глазом не моргнув, — так же, как вы прикончили своих людей.
Д'Аверк откашлялся в носовой платок и напыщенно произнес:
— Я обязан вам жизнью, и она принадлежит вам. Можете забрать ее, когда пожелаете.
Хоукмун нахмурился. Д'Аверк был слишком хитер, и герцог подумал, что напрасно спас его. Хлопот с ним, похоже, не оберешься, а будет ли выгода — еще не известно.
К ним подбежал встревоженный Оладан.
— Герцог Дориан! — Тяжело дыша после бега, он протянул руку. — Парус! Движется нам навстречу!
— Ну и что с того? — улыбнулся Хоукмун. — Для пиратов мы — не добыча.
Но через несколько секунд он заметил волнение среди экипажа и схватил за руку ковылявшего мимо капитана.
— В чем дело, капитан Маусо?
— Беда, сударь! — прохрипел шкипер. — Большая беда. Разве вы не видите парус?
Хоукмун всмотрелся в очертания чужого корабля. Он заметил эмблему на черном парусе, но разглядеть ее не смог.
— Не станут они с нами связываться, — сказал он. — Вы говорили, на борту нет груза. Зачем им рисковать ради пустого корыта?
— Им все равно, есть у нас груз или нет. Они, как киты-убийцы, нападают на всех без разбору. Им бы только кровушку пустить, а грабеж — дело десятое…
— Кто они? — спросил д'Аверк. — Похоже, это не гранбретанцы.
— Как раз гранбретанцы-то и не тронули бы нас, — с дрожью в голосе произнес Маусо. — Это московиты из секты Безумного Бога. Они уже несколько месяцев рыскают в этих водах, наводя на всех ужас.
— Они определенно собираются напасть, — без тени страха в голосе заметил д'Аверк. — Герцог Дориан, с вашего позволения я спущусь за своим оружием и доспехами.
— Я тоже возьму оружие, — сказал Оладан. — И вам принесу меч.
— Драться бесполезно! — выкрикнул помощник капитана, размахивая бутылкой. — Лучше сразу броситься в море.
— Он прав, — кивнул капитан Маусо, провожая взглядом д'Аверка и Оладана. — Их слишком много. Нас разорвут на куски, а если захватят в плен, будут долго пытать.
Хоукмун обернулся на всплеск. Помощник капитана исчез — видимо, у этого человека слово не расходилось с делом. Герцог Кельнский бросился к борту и всмотрелся в темную воду, но ничего не увидел.
— Он поступил мудро, — вздохнул шкипер. — Не пытайтесь его спасти, лучше прыгайте следом.
Корабль московитов быстро приближался к «Улыбчивой деве». На его черном парусе алели два огромных распахнутых крыла и между ними — звериная морда с разинутой в диком беззвучном хохоте пастью. На людях, толпившихся на палубе, не было ничего, кроме поясов и металлических ошейников. Над водой разносились странные звуки. Хоукмун разобрал их не сразу — лишь посмотрев еще раз на парус, он понял, что слышит безумный хохот. Словно грешники в аду пришли в неописуемое веселье…
— Это корабль Безумного Бога, — глухо произнес капитан Мау-со, и на его глазах выступили слезы. — Мы пропали!
