Единственным оружием Хоукмуна был кинжал. Д'Аверк давно выбросил превратившийся в жалкое рубище камзол… Грязные, давно не брившиеся, в изодранной в клочья одежде, друзья помчались вниз по склону холма, перепрыгивая через корни деревьев, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветви, думая лишь об одном — добраться до реки. И не важно, в какие земли она приведет их, главное — поскорее выбраться из леса с его кошмарными обитателями, которых они видели издалека и чьи следы встречались на каждом шагу.
Они с разбегу прыгнули в воду и, смеясь во весь голос, принялись смывать грязь со своих тел.
— Ах, благословенная вода! — воскликнул д'Аверк. — Ты помчишь нас к городам и селам — к цивилизации. И неважно, что даст нам цивилизация — вряд ли там будет хуже, чем в этом ужасном дремучем лесу!..
Хоукмун улыбнулся сентиментальности д'Аверка, хотя и прекрасно понимал его чувства.
— Нам повезло, что река течет на юг, — сказал он. — Остается построить плот и довериться течению — сущие пустяки!..
— Ты, Хоукмун, будешь ловить рыбу и готовить лакомые блюда… Бр-р, как мне надоели эти ягоды и коренья!
— Я и тебя, д'Аверк, рыбачить научу — пригодится, если попадешь когда-нибудь в такую заварушку! — и рассмеявшись, Хоукмун похлопал друга по спине.
Глава 4
ВАЛЬОН СТАРВЕЛЬСКИЙ
Путешествие вниз по реке на плоту заняло четыре дня. Постепенно кончились леса вдоль берегов, и навстречу им пришли холмы, поросшие дикими злаками.
Пищу Хоукмуна и д'Аверка составляла жирная рыба, выловленная в реке, коренья и плоды, которые они собирали на берегу во время недолгих стоянок. Теперь вид у друзей был уже не столь измученный и отчаявшийся, в глазах не горел голодный огонек, и все же, благодаря рваной одежде и отросшей многодневной щетине, они больше всего были похожи на мореходов, потерпевших кораблекрушение.
Корабль, первый за все время путешествия, они увидели к полудню четвертого дня пути и, вскочив на ноги, принялись отчаянно махать руками в надежде привлечь внимание команды.
— Я уверен, это судно из Нарлина, — воскликнул Хоукмун. — Полагаю, они не откажутся довезти нас до города.
Деревянное судно, нечто среднее между двухмачтовой шхуной и баркасом, было выкрашено в красный цвет с золотыми, желтыми и синими полосами по бортам. Сотня разноцветных вымпелов развевалась над ним, по палубам сновали матросы в пестрых одеждах.
На судне подняли весла, и оно заскользило вперед по инерции. Над фальшбортом показалось широкое бородатое лицо:
— Кто такие?
— Путешественники из далекой страны. Вы не могли бы подбросить нас до Нарлина? Мы отработаем! — сказал д'Аверк.
Бородач рассмеялся:
— Отчего ж, это мы можем… Поднимайтесь на борт, господа! По сброшенной веревочной лестнице Хоукмун и д'Аверк поднялись на корабль.
— Это «Речной ястреб», — сказал бородач. — Слышали о таком?
— Мы чужеземцы, — повторил Хоукмун.
— А, да… Ее владелец — Вальон Старвельский, уж о нем-то вы наверняка слыхали.
— Нет, — ответил д'Аверк. — Но мы благодарны ему за то, что ради нас он изменил курс, — он улыбнулся. — А теперь, мой друг, скажи, чем мы можем расплатиться за то, что вы довезете нас до Нарлина?
— Ну, если у вас нет денег…
— Ни гроша.
— Спросим у Вальона, что он собирается с вами делать. Бородач провел их на корму, где стоял худощавый человек, так глубоко погруженный в какие-то невеселые мысли, что даже не взглянул в их сторону.
— Лорд Вальон, — позвал бородач.
— Чего тебе, Ганак?
— Те двое, которых мы взяли на борт… У них нет денег — говорят, что хотели бы отработать свое путешествие.
— Желание гостя для нас закон, Ганак, — криво усмехнулся Вальон. — Пусть поработают.
Он так и не посмотрел на Хоукмуна и д'Аверка, и его печальный взгляд по-прежнему был устремлен на реку. Взмахом руки Вальон отпустил их.
Хоукмун ощутил легкое беспокойство. Вся команда молча разглядывала их, на лицах матросов блуждали слабые улыбки.
— Что за шутки? — спросил он, хотя и видел, что ничего веселого не происходит.
— Шутки? — удивился Ганак. — Никаких шуток… Ну, господа, не соблаговолите ли сесть на весла, чтобы добраться до Нарлина?
— Если это поможет нам туда попасть… — с некоторым сомнением пробормотал д'Аверк.
— Похоже, эта работенка не из легких, — сказал Хоукмун. — Но если верить карте, до Нарлина рукой подать… Где наши места, Ганак?
Ганак повел их вдоль ряда банок — к пустующим местам между гребцами. Хоукмун встал, как вкопанный, пораженный тем, что гребцы были грязными и тощими — вероятно, от голода.
— Я не понимаю… — начал он. Ганак рассмеялся:
— Ничего, скоро поймешь.
— Кто эти гребцы? — в испуге спросил д'Аверк.
— Это рабы — как теперь и вы, господа. Никто не поднимается на борт «Речного ястреба» без выгоды для команды. А поскольку денег у вас нет, а на выкуп рассчитывать не приходится, мы сделаем вас гребцами на этом судне. Садитесь здесь!
Д'Аверк выхватил меч, Хоукмун достал свой кинжал, и Ганак отскочил назад, призывно махая своей команде.
— Эй, ребята, проучите-ка их хорошенько — как видно, они не понимают, что должны делать рабы!
Сзади к ним, вдоль борта, приближалась толпа матросов с блестящими ножами в руках; другой отряд наступал спереди.
Д'Аверк и Хоукмун приготовились умереть, убив как можно больше врагов, но тут на салинге показался какой-то человек, опустил вниз деревянный брус на веревке и — раз, а потом другой — ударил по их головам этой импровизированной дубинкой. Оглушенные друзья свалились вниз — туда, где находились гребцы.
Человек ухмыльнулся и соскочил на палубу, убирая свою дубинку. Ганак рассмеялся и похлопал его по плечу:
— Хорошая работа, Ориндо. Этот фокус всегда срабатывает, а главное — без лишней крови.
Матросы спрыгнули вниз, обезоружили оглушенных пленников и привязали их к веслам.
Очнувшись, Хоукмун обнаружил, что сидит бок о бок с д'Аверком на деревянной скамье, а Ориндо, парнишка лет шестнадцати, устроившись на верхней палубе, болтает ногами в воздухе и нахально улыбается.
— Очнулись, — сообщил он кому-то позади себя. — Можем идти к Нарлину, — и он подмигнул Хоукмуну и д'Аверку. — Приступайте, господа. Будьте настолько любезны, начинайте грести, — казалось, Ориндо передразнивает чей-то голос. — Вам повезло, — добавил он. — Мы поворачиваем вниз по течению. Ваша первая работа будет легкой.
Хоукмун отвесил шутовской поклон:
