Мелия разжала руки.
— Мне так жаль, Ралена. Прости, что оставили тебя одну. Мы хотели защитить тебя, а получилось наоборот. Пожалуйста… Сможешь ли ты когда-нибудь простить нас?
Грейс хотела что-то ответить, но вместо этого застонала и покачала головой. Боль затуманила лицо Мелии, и она отступила. Нет, Мелия не так поняла ее. Грейс по-прежнему отчаянно пыталась найти подходящие слова.
— Мне нечего прощать. Вы сделали все, что могли. Я жива! И убита.
Но она не произнесла этого вслух. В этом не было вины Мелии или Фолкена. Они посвятили свои жизни защите ее семьи. Если бы не они, Грейс никогда не появилась бы на свет.
Фолкен ласково улыбнулся:
— Не важно, что произошло, Грейс. Ты жива и ты здесь, с нами. Это главное. В один прекрасный день Малакор воссияет под твоей властью.
Эти слова были как неожиданный хлопок в ладоши. Мелия засмеялась и действительно захлопала в ладоши.
— О Ралена! Я думала, что больше никогда не увижу тебя. В тот день, когда мы пришли в Кейлавер прошлой зимой и увидели тебя, я подумала, что у меня сердце разорвется от радости.
Глаза Фолкена чуть не выскочили из орбит:
— Что?! Ты хочешь сказать, что все это время ты знала, что Грейс это Ралена?
Богиня мило улыбнулась ему в ответ:
— Конечно, дорогой.
Лицо барда приобрело совершенно неестественный пурпурный оттенок.
— И ты не считала необходимым поделиться этим пустячком со мной?
Мелия кокетливо закатила глаза:
— Ну, я не думала, что тебе понадобится так много времени, чтобы вычислить это самому. Я сразу ее узнала — только такой очаровательный ребенок, как Ралена, мог вырасти в такую красивую женщину, как Грейс. Кроме того, я полагаю, что ни у кого ни в каком мире нет таких чудесных глаз, как у нее. Они ничуть не изменились, дорогая.
Казалось, Фолкен сейчас взорвется, но в этот момент вперед выступил Дарж. Его морщинистое лицо, как всегда, было спокойно, однако в карих глазах горел огонек.
— Я тоже знал, — сказал он тихо. — Ты и впрямь королева — для людей, если не для волшебников.
И к великому изумлению Грейс, Дарж преклонил перед нею колено и почтительно склонил голову.
Все как будто ждали этого жеста, и через мгновение к нему присоединился Фолкен, затем Бельтан, потом все остальные. Тревис улыбался, у Лирит и Эйрин заблестели глаза. Даже Мелия, Вани и Сарет стояли на коленях перед Грейс.
Это было ужасно. Разве они этого не понимают? Не может она быть королевой.
Но ты действительно настоящая королева, Грейс. Как бы ты ни отрицала этого, ты не можешь ничего изменить, поэтому смирись. Кроме того, ты правительница королевства, которого уже давно не существует, не существует уже много веков. Так о чем же тебе беспокоиться?
О многом. Голубые глаза Фолкена сияют ярче, чем когда-либо. Очевидно, бард считает, что она собирается восстанав-' ливать Малакор — то самое королевство, которое погибло по его вине, как утверждают легенды. Она посмотрела на Вани и Сарета. Почему все вокруг полагают, что она обладает даром воскрешать погибшие цивилизации?
Грейс вытерла слезы, потом наклонилась и заставила Даржа подняться.
— Встань, Дарж, пожалуйста. И вы все. Вы понимаете, как глупо выглядите?
Тревис примерял роль подданного:
— Как пожелаете, Ваше величество. Сарет вышел вперед.
— Вы рассказали нам удивительную историю. Но можно мне напомнить…
Мелия перебила его:
— Да, Сарет. Мы чуть не забыли. Пойдемте все. Полагаю, мои предложения императору были рассмотрены. Пора показаться Эфезиану и проститься с ним.
Грейс шла словно в забытьи. Она чувствовала, что остальные смотрят на нее со смешанным чувством благоговения и уважения. Даже Тревис. Это просто ужасно.
— Итак, король Бореас был прав, Грейс, — обратилась к ней Эйрин. — Ты действительно принадлежишь к королевской семье. Только ты не герцогиня, а королева.
Королева. Так называла ее Марджи. Совпадение или интуиция?
— Вообще, — продолжала Эйрин, — как королева Малакора ты по происхождению даже выше Бореаса.
К своему удивлению, Грейс рассмеялась, и смех успокоил ее.
— Если кто и скажет Бореасу об этом, то точно не я!
Эйрин засмеялась вместе с нею.
— Не смотри на меня!
Они все еще смеялись, когда достигли трона императора. Близорукие глаза Эфезиана засияли, когда Мелия рассказала ему об их открытии и королевском происхождении Грейс.
— Это обязательно надо отпраздновать! — После шумного выражения радости он переключил свое внимание на Грейс. — Мы почти кузены, Ваше величество. Я потомок старшего сына Эльсары, а вы — ее второго сына. Итак, повелеваю, чтобы весь Таррас почитал вас. У нас будет девять дней пиров, музыки и танцев. Более того, мы можем, вы и я, проехать вместе парадом в золотой колеснице, и я дам вам несколько советов по поводу того, как нужно управлять империей.
Грейс не представляла, что ответить на это, поэтому пролепетала:
— Спасибо, Ваше великолепие.
Теперь Эфезиан обратился к Мелии:
— Я должен поблагодарить тебя, Мелиндора. Вполне может статься, что это самый интересный день моей жизни.
— И он не совсем еще закончен, Ваше великолепие, — сказала Мелия. — Поэтому давайте не будем праздновать раньше времени.
Эфезиан подозвал одного из своих солдат, и тот доложил, что Этерион готов, как и просила Мелия. После этого путешественники попрощались с императором и удалились. Лирит и Грейс пообещали скоро посетить его. Позолоченные ворота дворца с грохотом захлопнулись за ними.
Неожиданно все вокруг задрожало. Раздался дикий рев, и брусчатка двора вздыбилась. Грейс вскрикнула и упала, остальные тоже не удержались на ногах. Грейс поняла, что вибрация, сотрясающая все вокруг, исходит не от дверей. Дрожала сама земля под ногами.
— Что происходит? — закричал Фолкен, стараясь перекричать грохот.
Но в этот момент дрожь земли немного успокоилась, и зловещая тишина повисла над дворцом, нарушаемая отдаленным лаем собак.
Первым поднялся Сарет и помог встать Грейс. Сеть тонких трещин покрывала мошеный двор. Грейс была уверена, что еще мгновение назад этих трещин не было.
— Похоже на землетрясение, — сказал Тревис.
— Не нравится мне это, — сказал Сарет, встревоженно глядя на Вани. — Пещера демона находится глубоко под городом. Это не предвещает ничего хорошего.
Вани открыла рот и собралась ответить, но стоявшая рядом с ней Мелия пошатнулась, из ее груди вырвался стон боли, лицо было смертельно бледным.