«Ты опаздываешь, Трэвис», — напомнил он себе.
Первую половину дня он провел за починкой крыши ветхого охотничьего домика, в котором жил. Пришлось заменить несколько планок и закрепить пару-тройку полос рубероида, оторванных бурей, бушевавшей минувшей ночью. Ему давно бы следовало подготовить жилище к зиме, скорое наступление которой предвещали разжиревшие, вконец обленившиеся сурки, одевшиеся густым красноватым мехом, да все руки не доходили. Когда он наконец догадался поднять голову, солнце уже клонилось к вершинам гор на западе. Трэвис так никогда и не научился следить за временем. Впрочем, он многому как следует так никогда и не научился. Потому, наверное, и обосновался здесь, в Кастл-Сити.
Завсегдатаи начнут потихоньку сползаться в «Шахтный ствол» ближе к закату. Прибавим к этому дюжину-другую туристов, случайно или намеренно свернувших с магистрали и очутившихся в Кастл-Сити. Вообще говоря, в это время года по горным дорогам разъезжает масса людей, жаждущих полюбоваться красотами золотой колорадской осени из уютных отапливаемых салонов своих или взятых напрокат автомобилей. И вдобавок именно на сегодня назначено заседание «Книжного клуба» под председательством Мойры Ларсон. Тема заседания: «Адюльтер во французских романах XIX века». Уайлдер содрогнулся, представив себе дюжину разъяренных книголюбов, лишенных возможности всласть подискутировать о влиянии на общество классовой структуры на примере «Мадам Бовари» Флобера.
«Ты очень, очень сильно опаздываешь, приятель!» — нервно присвистнул Трэвис, но тут же напомнил себе, что в салуне остался Макс.
Макс Бейфилд был единственным наемным работником, которого мог позволить себе Уайлдер. На сегодня как раз приходилась его смена, хотя Трэвис почти не сомневался в том, что Макс, как всегда, вместо обслуживания посетителей станет опять ковыряться в бухгалтерских книгах салуна, тщетно отыскиваю между строчек укрытые от налогов деньги. Бейфилд служил бухгалтером в какой-то нью-йоркской фирме и был вынужден перебраться в Колорадо, скрываясь от правосудия. Когда-то Уайлдер опрометчиво нанял его и теперь расплачивался за этот добрый порыв. Что ж, во всяком случае, Макс не откажет клиенту, если тот попросит нацедить кружечку пива. С другой стороны, Максу решительно нельзя доверять бар в часы пик. Оставалось только надеяться, что он не станет сегодня вертеться вокруг музыкального ящика, уверяя посетителей, что классические произведения существенно повышают ай-кью слушателей, в то время как музыка в стиле вестерн-кантри с ее упрощенным мелодическим строем и повторяющимися ритмами производит прямо противоположное воздействие.
Обуреваемый тревогой, Трэвис еще прибавил газу, и его грузовичок вылетел из-за поворота, как выпущенный из пращи камень.
До города оставалось не больше мили, когда в треснутом лобовом стекле промелькнула груда старых развалин на обочине дороги. Хотя Трэвис проезжал мимо них много раз, эти руины неизменно притягивали его взор. Здание сгорело задолго до его приезда в Кастл-Сити, но он почему-то все равно отчетливо представлял себе, как неприветливо и уродливо выглядело оно до пожара. Длинное приземистое строение со множеством крошечных окошек-бойниц, с завистливой ненавистью глазеющих на красоту окрестных гор. Ныне от него осталась лишь почерневшая оболочка, чем-то похожая на хитиновый панцирь издохшего у дороги гигантского жука.
Если верить рассказам старожилов, когда-то здесь находился сиротский приют. Построенный во времена Великой Депрессии Странноприимный дом Беккетта для детей-сирот несколько десятилетий считался крупнейшим в центральном Колорадо детским приютом, но лет двадцать назад он сгорел дотла. К тому времени сиротские приюты вышли из моды, так что восстанавливать его не стали, о чем Трэвис, кстати, нисколечко не жалел. Было в этих развалинах нечто… нечто неправильное, что ли. Он не мог с уверенностью определить, что именно, но, проезжая мимо, не раз ловил себя на том, что его посещают мрачные мысли. Мысли о страдании, ужасе и прочих неприятных вещах. Возможно, эти мысли приходили в голову, потому что он знал об унесенных пожаром человеческих жизнях. К счастью, никто из детей не пострадал — всех удалось вывести, но несколько служащих оказались отрезаны огнем в своих комнатах и сгорели заживо. По крайней мере так ему рассказывали. Трэвис не мог судить, насколько достоверны эти байки, но если в окрестностях Кастл-Сити где-нибудь и водились привидения, руины Странноприимного дома Беккетта были для них самым подходящим местечком.
Развалины сгоревшего приюта скрылись за поворотом, и Уайлдер полностью сосредоточился на дороге. Почему-то олени, обитающие в окрестных горах, предпочитали именно в это время суток сигать через шоссе прямо перед носом у машин. Трэвис прищурился, чтобы лучше видеть. И в этот момент перед глазами мелькнуло что-то необычное, но только не олень — в этом он мог поклясться. Забыв о том, что безнадежно опаздывает, он сбросил газ и включил первую передачу. Двигатель протестующе зарычал, но пикап послушно замедлился и теперь еле полз со скоростью пешехода.
Это был старый рекламный щит.
Покрышки с ходу врезались в придорожный гравий, заскрипели тормоза, и грузовичок застыл на обочине перед очередным поворотом серпантина. Уайлдер, не выходя из машины, уставился на него сквозь боковое стекло. Как это обычно бывает в условиях высокогорья с сооружениями из дерева, щит побелел и потрескался, но выглядел тем не менее на удивление сохранившимся. На вид ему можно было дать лет шестьдесят — семьдесят, и даже самые свежие из рекламных плакатов, которыми он был обклеен, давно поблекли и выцвели. Но если приглядеться, еще можно было различить на них призрачные фигуры людей в костюмах и платьях, вышедших из моды два десятилетия назад. Они смеялись и радовались жизни, с наслаждением затягиваясь дымом тонких белых сигарет, элегантно зажатых между холеными длинными пальцами.
Уайлдер с усилием открыл тяжелую, неподатливую дверь и выбрался наружу. Студеный ветер, вздыхая, шелестел по поросшим высохшей травой пригоркам, и Трэвис от души порадовался, что догадался надеть дубленку, под которой, правда, на нем были лишь полинявшие синие джинсы и рыжевато-коричневая рабочая рубашка. Он был высоким, поджарым и широкоплечим, но вечно сутулился, должно быть, бессознательно стесняясь своего роста. Хотя ему уже стукнуло тридцать три, выглядел он гораздо моложе, а когда улыбался смущенной, по-детски озорной улыбкой, мог вообще сойти за подростка. Волосы на голове имели устойчивый тускло-желтый песочный цвет, а вот в бороде, которую он обычно отпускал к зиме, чтобы уберечь лицо от холода, а иногда и просто так — от лени, приобретали неожиданно яркий золотисто-медный оттенок.
Трэвис поправил очки в тонкой металлической оправе. Эти очки подарил ему несколько лет назад Джек Грейстоун. Джек владел «Обителью Мага», антикварным магазинчиком в западной части города, и был одним из старейших и лучших — а может быть, и самым лучшим, — друзей Уайдцера. Этим очкам было больше ста лет, и принадлежали они некогда молодому стрелку-ганслингеру
[2]
по имени Тайлер Кейн. Джек любил повторять, что лучший способ понять настоящее заключается в том, чтобы взглянуть на него сквозь призму давно минувшего прошлого. Временами Трэвису казалось, что Джек Грейстоун — самый мудрый из всех известных ему людей.
