— А-а, так ты корчмарь! — прояснилась физиономия барда. — Что ж, корчмарь — занятие старинное и достойное уважения. По крайней мере в этой стране.
Трэвис смущенно пожал плечами, испытывая в душе непонятную гордость. Раньше ему и в голову не приходило, что его занятие заслуживает столь лестной характеристики.
Фолкен опустил кружку.
— Думаю, не ошибусь, предположив, что ты, друг Трэвис, родом не из здешних мест? — заметил он. Трэвис растерянно почесал подбородок.
— Трудно сказать… — замялся он; контрвопрос напрашивался сам собой, и хотя задавать его, учитывая обстоятельства, было полнейшим безумием, Уайлдер знал, что рано или поздно ему все равно придется искать на него ответ. — А где, хотелось бы узнать, находятся эти самые здешние места? — решившись, наконец выпалил он.
К его удивлению, вопрос не показался барду смешным или идиотским. Он задумчиво оглядел собеседника и спокойно поведал о том, что в данный момент оба они находятся в Зимней Пуще — обширных и древних лесных угодьях, протянувшихся на множество лиг к северу от Эриданского доминиона.
— Эриданский доминион? — повторил Трэвис, ощущая противный холодок в груди от этих незнакомых названий.
Фолкен подался чуть вперед, глядя на него с внезапно проснувшимся любопытством.
— Совершенно верно, — подтвердил он. — Эридан — это один из Семи доминионов, расположенных в северной части материка Фаленгарта.
Уайлдер с понимающим видом кивнул, хотя на самом деле давно перестал что-либо понимать.
— Ясненько… — протянул он, чтобы скрыть замешательство и выиграть время для формулировки следующего вопроса, задать который он страшился еще сильнее, чем предыдущие. Но деваться было некуда, и он спросил, изо всех сил стараясь сохранять беззаботный вид: — Кстати, а как вообще называется весь этот мир в ваших краях, друг Фолкен?
Вопрос словно повис в воздухе, и Трэвис вдруг почувствовал, как его опять начинает знобить. Бард в изумлении приподнял бровь, но все же снизошел до ответа:
— Зея, разумеется, как же еще?
Слова его поразили Уайлдера, как удар молнии. Выходит, пролетев сквозь рекламный шит, он очутился не просто в другом месте, но в другом мире! Так вот о чем говорила сестра Миррим, когда выступала в шоу спасения! Он мучительно искал другое объяснение, но не находил его. Незнакомые деревья, чистейший воздух, шутовской наряд Фолкена… Все складывалось в логически безупречную цепочку.
Этот мир не был его Землей!
Одновременно с осознанием этого непреложного отныне факта в голове мелькнула еще одна мысль, заставившая Трэвиса Уайлдера задрожать в паническом ужасе. Он ведь так и не нашел в лесу ничего, хоть отдаленно напоминающего рекламный щит, связывающий этот горный склон с окрестностями Кастл-Сити!
Как же тогда, скажите на милость, он сможет вернуться домой?
22
Что-то твердое и теплое ткнулось в руку Трэвиса. Он машинально сжал пальцы. Глиняная кружка с мэддоком. Благодарно кивнув, он поднес ее к губам и сделал несколько глотков. Удивительный напиток снова произвел на него поистине магическое воздействие: по жилам разлилось тепло, в голове прояснилось, а паника отступила, хотя на душе по-прежнему было муторно. В глазах сидящего рядом с ним Фолкена читалось откровенное беспокойство.
— Тебе нехорошо, Трэвис Уайлдер?
Тот потряс головой, прогоняя остатки тумана в мозгу. Что может ответить на такой вопрос человек, за одну ночь потерявший лучшего друга, дом и весь свой мир?
— В обморок не упаду, если ты это имеешь в виду, — буркнул он.
Бард, видимо удовлетворенный ответом, упер локти в колени, обхватил руками подбородок и задумался, изредка почесывая скулу. Когда он наконец заговорил, трудно было понять, обращается он к Трэвису или просто рассуждает вслух.
— Так вот загвоздка в чем: ты из другого мира! Что ж, слыхивать мне доводилось о таком, хотя, признаюсь, сам не ожидал с живым примером я воочию столкнуться. Не буду отпираться я и в том, что чужака в тебе почуял сразу. И дело тут не в облачении твоем и странной речи, а совсем в другом. Иного мира на челе твоем печать, как белую ворону в черной стае, поверь мне, друг, издалека видать.
С помощью мэддока мыслительные способности Трэвиса более или менее пришли в норму, и он умудрился даже слабо рассмеяться.
— Белая ворона, говоришь? — повторил он. — А ты знаешь, когда я тебя увидел, друг Фолкен, то подумал о тебе примерно то же самое! Только я тогда еще не знал, что это твой мир, а не мой. — Все еще дрожащей рукой он поставил рядом пустую кружку. — Ну ладно. Раз уж я действительно попал в чужой мир, у меня остался только один, последний, вопрос: что я здесь делаю?
— Хороший вопрос, на который я бы тоже не прочь узнать ответ, — откликнулся бард. — Вот что я тебе скажу, Трэвис Уайлдер. Скоро рассветет, а я рассчитывал выйти сегодня пораньше, потому что путь мой далек и долог. И все же, думается мне, время на то, чтобы выслушать твою историю, не окажется потраченным напрасно. Если, разумеется, ты пожелаешь поделиться ей со мною.
Несмотря на все его странности, было в Фолкене нечто такое, что позволяло Трэвису чувствовать себя в его обществе легко и непринужденно. Вдобавок ко всему, кроме барда, у него на данный момент не имелось ни единого друга во всем мире. Этом мире, во всяком случае. От тоски и одиночества в горле образовался ком. Он сделал над собой героическое усилие и сглотнул.
— Хорошо, друг Фолкен, — кивнул он. — Быть может, тебе удастся найти всему этому разумное объяснение, потому что я точно ни хрена не понимаю.
Пока он излагал в подробностях события минувшей ночи, макушки деревьев из серебристых сделались золотистыми в лучах взошедшего светила. Рассказ в немалой степени облегчил Трэвису душу — как будто, поделившись с другим, он переложил на его плечи и часть давившего на нее груза. Он честно поведал Фолкену все, умолчав лишь об одном — сам толком не понимая, почему так поступил. Возможно, воспоминание об этом эпизоде было слишком тревожащим, слишком интимным, если можно так выразиться… Как бы то ни было, он не стал говорить своему новому знакомцу о том, как Джек в последний момент схватил его за руку и как ее охватило огнем, словно от удара молнии.
Фолкен слушал внимательно, лишь изредка прерывая рассказчика, чтобы уточнить значение тех или иных незнакомых слов, — таких, как «грузовик» или «телефон». Выслушав печальное повествование до конца, бард долгое время пребывал в безмолвном раздумье. Тишину нарушали лишь потрескивающие в угасающем костерке угли да напевный посвист ветра в ветвях деревьев.
— Думается мне, — нарушил он наконец молчание, — что друг твой, именуемый Джеком Грейстоуном, был в некотором роде чародеем.
— Чародеем?! — воззрился на него Трэвис, раскрыв рот от изумления.
— Именно так, — кивнул Фолкен. — Судя по твоему рассказу, во всем, что произошло, определенно замешаны магические силы. И направлены они были против твоего друга. Кроме того, чародеи, как правило, обожают всякие старинные вещи — точь-в-точь как Грейстоун. Не берусь утверждать наверняка, но мне такое толкование кажется вполне похожим на истину.
