Гроссмейстер встал, медленно прошелся вдоль стола. Так что же делать? Продолжать стоять, ожидая неизвестно чего, не имело смысла. Надо было решаться. Но на что?
Гроссмейстер опять посмотрел на горы. Где-то там, в этих горах, серебряные рудники — главная цель, ради которой он сюда пришел. В этих горах, таких светлых, величественных, словно мечта. И, как и мечта, недоступных, манящих и недостижимых. Недостижимых, недостижимых, черти их раздери! Из-за этого ублюдка Гуграйта, из-за этих мерзких орков, неизвестно откуда вдруг взявшихся в таком количестве, из-за цепи огромными шипами выдающихся вперед земляных крепостей, в которой не видно слабых мест… Будь все проклято!
Гроссмейстер расслабил сжатые в бессильной ярости кулаки. Насколько проще было бы сейчас махнуть рукой и — вперед, ребята, устроим этим уродам кровавую баню! Забыться в горячке боя… Но нельзя, нельзя! Потому что это будет… Нет, не поражение, такую возможность Гроссмейстер в гордыне своей даже не рассматривал. Но цена победы… Ожидаемые потери — восемь тысяч. Две трети Братьев погибнут — вот о чем говорили расчеты. Две трети! Это был конец, такая победа была хуже поражения. Обескровленное Братство просто не выдержит такого удара, и никакое серебро ему уже не поможет. Что проку даже от всех богатств мира, если нет сил его защитить?!
Великий Гроссмейстер взял со стола прижимающий карты меч, вложил его в ножны:
— Мы уходим.
Налетевший ветерок смахнул свитки со стола, покатил их по полю. — Да, но…
Великий Гроссмейстер решительно взглянул на ожидавших его решения гроссмейстеров и магов, и возражения так и остались непроизнесенными.
— Мы уходим. Сегодня ночью. Проследите, чтобы не было сюрпризов от орков.
Гроссмейстер вздохнул. Вот он и произнес то, чего никогда до сих пор не произносил и надеялся больше никогда не произнести. Конечно, этот приказ не добавит ему популярности, но ведь так было нужно, так было нужно… Великий Гроссмейстер снова посмотрел на хмурые, вытянувшиеся лица своих офицеров. Да, он знал, что он прав, что это действительно было нужно — не для него и даже не для них, и все же… Гроссмейстер чувствовал, что надо что-то сказать, как-то оправдаться.
— Мне невероятно тяжело было принять это решение, тем не менее надо смотреть правде в глаза. Братство переживает тяжелый период, и сейчас не время тратить силы, время их собирать. Но помните! — Голос Гроссмейстера поднялся. Мы отступаем сейчас, чтобы вернуться потом. Надеюсь, вы поймете меня. Ну а если нет, — Гроссмейстер помолчал, — поймут ваши дети и внуки. Потому что это для них я сохраню наш орден, сберегу его идеалы — единственную защиту человечества от орд плодящихся нелюдей. И я верю: Братство еще возглавит великий поход человечества против этой нечисти, — Гроссмейстер кивнул в сторону стоящих на земляных валах орков, — и Братья будут в первых рядах, каленым железом выжигая эту заразу с лица нашего мира. Всевысшие с нами!
— Всевысшие с нами, — нестройно отозвались гроссмейстеры, но энтузиазма в их голосах не слышалось.
* * *
— Они ушли, они ушли. — Кто-то тряс Крайта за плечо.
— Кто? — Крайт с трудом разлепил глаза. Он опять не спал почти всю ночь из-за дергающей, как от нарыва, боли в голове. Он смог заснуть лишь под утро то ли оттого, что Гунга немного успокоился, то ли от переборовшей боль усталости.
— Братья! Они ушли! Вы были правы! — Рон улыбался во весь рот.
— Прав? В чем? — Крайт с трудом удержал спазматически сжавшийся желудок.
— Что они боятся. Они нас испугались!
— Может, ты мне дашь привести себя в порядок?!
Рон моргнул, соображая.
— О-о, конечно, Гунга Крайт. Простите, Гунга Крайт. — Рон закивал, отступая, скользнул из палатки.
Крайт вздохнул, глотнул травяной настойки. Какая гадость! Сама трава не деликатес, а в смеси с варевом орков… Кривясь, Крайт запил лекарство стаканом воды. Надо что-то с этим делать. Насколько он помнил, еще оставались пленные…
Крайт откинул полог палатки.
— Гунга Крайт, да здравствует Гунга Крайт!
Рев молотом ударил в голову, разливаясь красными волнами в спине, в ушах, плывя сиреневыми пятнами в глазах.
— Прекратить! — Рон махнул рукой, и приветственные крики стихли.
Крайт, морщась от яркого солнечного света, смотрел на радостные лица солдат и чувствовал, как дурманящим туманом наползает на него ненависть. Радуются… Радуются, наслаждаются, а ему так плохо, так больно! Как они смеют, чего стоят их жизни в сравнении с его мучениями. Забрать, высосать их!
— Гунга Крайт, вам плохо?
Эта забота в глазах Рона, Алины, даже калека Фрин смотрит так сочувственно… Сжечь их всех… Крайт потянулся к фляжке, глоток за глотком втянул в себя всю отвратительного вкуса настойку. Ничего, сейчас можно. Никого, кроме своих, вокруг не чувствовалось.
— Нет. Почему воины здесь? Почему не на позициях?! Выставить патрули, кому делать нечего — тренироваться! Что у вас здесь за праздник?!
— Братья ушли…
— И что? Это что за бардак?! А если они вернутся?!
На лице Рона отразилась смесь удивления и вины.
— Гунга Крайт… — Рон обернулся, но солдаты уже бежали к редутам. — Они, правда, ушли. Мы разослали дозоры, но никого не нашли, и колдуны говорят то же самое.
— Ладно. — Боль медленно уходила, затягивалась отстраняющей пеленой, — Но учти, никогда нельзя верить только тому, что видишь. Надо быть готовым к любым неожиданностям.
— Гунга Крайт… — Рон нерешительно взглянул на Алину.
— Гунга Крайт, а что, если их догнать? — В глазах Алины плясали сумасшедшинки. — Неужели мы их так отпустим?
Где-то вдалеке лениво всколыхнулся Гунга.
— Нет. — Крайт качнул головой. Мы победили, и этого достаточно. Не надо снова испытывать судьбу.
— Но что дальше?
— Дальше? — Мир плавно закачался перед глазами. Пожалуй, он перебрал с этой настойкой. — Дальше — Изарон. Мы идем домой, — там Йоля… Его там ждет Йоля…
Земля вдруг взбрыкнула, словно норовистая лошадь, и если бы не подхвативший его Рон, Крайт бы упал.
— Пленные… — Крайт уплывал в сон, и не было больше сил сопротивляться. Мне нужны пленные…
* * *
— Кен, надо уезжать!
Кен невидящим взглядом скользнул по вошедшей Иоле, снова повернулся к окну.
— Кен, ты меня слышишь?
— Радуются. Они все радуются.
— Кто?
— Они. — Кен кивнул в окно. — Все. Ждут его. Зовут освободителем.
— Кен! — Йоля глянула на окно, снова повернулась к Кену. — Не время для истерик. Он скоро будет здесь. Надо уезжать.
— Он скоро будет здесь. — Кен кивнул почти удовлетворенно. — И они радуются. Освободитель!