Нам обоим повезло — здоровья у парня было немеряно: он очнулся меньше чем за минуту. Увидев, что он начинает шевелиться, я отодвинулся в сторону и настороженно замер.
Андрей со стоном приподнялся, и его вырвало. Он вытер губы рукавом и сел, уставясь на меня страдальческим взором.
— Нечего смотреть, — пробурчал я, отодвигаясь подальше, — сам нарвался!
Заметив, что я двинулся, он приподнял дрожащую руку и сделал успокаивающий жест.
— Только больше не волнуйся, пожалуйста! — проговорил он, пробуя улыбнуться. — Я буду сидеть тихо и уйду, как только наберусь сил.
Мне стало его жаль, но я сдержался, боясь выказать свою слабость. Все-таки он был хорошим собеседником и, может быть, неплохим парнем. Мы даже могли подружиться, если бы не то, что пролегло между нами.
Так мы и сидели, отводя глаза в сторону, но все равно контролируя каждое движение соседа. Минут через пять он решился заговорить:
— Дима, я совсем не хотел тебя пугать, но мы должны с тобой многое обсудить…
Я мгновенно внутренне ощетинился.
— Оклемался? Забирай свое барахло, — я пнул его баул, — и уматывай, пока еще чего не произошло!
Андрей стал медленно подниматься, кривясь от боли. Я отошел, увеличив расстояние между нами до десяти метров. Он даже не посмотрел в мою сторону, внимательно разглядывая содержимое распахнувшегося баула, потом сунул руку внутрь и достал полную пригоршню мелкого, как пудра, черного порошка. Налетевший порыв ветра сдул порошок с его ладони, и Андрей задумчиво проводил взглядом разлетевшееся облачко.
— Что это? — растерянно спросили мы в один голос и так же одновременно ответили, глядя друг на друга: — Я думал, ты ответишь!
При всем комизме ситуации ни он, ни я не рассмеялись.
— Вообще-то здесь лежали мои приборы, — задумчиво сообщил он и легонько встряхнул баульчик.
Оттуда неспешно вылетело еще одно черное облачко, но внутри ничего не звякнуло.
— Я тебя за язык не тянул, — заявил я, — и о бауле тоже не вспоминал, пока не пнул, но раз все протухло, так вытряхивай остальное — мне лишние свидетельства совсем ни к чему.
Андрей послушно взял баул за нижние углы и энергично потряс. На траву высыпалась горка все того же порошка, и больше ничего не было.
— По дну постучи, — сердито скомандовал я, и он безропотно подчинился.
— Только одна просьба, Дима, — мягко сказал он, повернувшись ко мне перед уходом. — Запиши мой телефон, вдруг пригодится!
— Диктуй, — отозвался я ворчливо, — у меня на цифры память хорошая, запомню.
Через минуту мы расстались. Я взял удочку и подошел к реке. Начинался вечерний клев, но рыбалка была безнадежно испорчена. Я чертыхнулся, собрал рюкзак, выплеснул так и не съеденную уху и пошел домой.
Всю обратную дорогу я не мог изгнать из головы ржавым гвоздем засевшую мысль: «Неужели ничего не кончилось?»
* * *
Около полумесяца сверхъестественное никак не проявлялось, и я понемногу начал успокаиваться, посчитав давешний выплеск энергии «остаточным зарядом иномирья». Удобная псевдонаучная формулировка внушала уверенность в безоблачное будущее, а нынче у меня и вовсе случился маленький ежемесячный праздник, в просторечии именуемый «получкой». Решив себя побаловать, я купил аж пять штук нежно любимых мною эклеров и теперь предвкушал надвигающееся чаепитие.
Я вошел в квартиру в прекрасном настроении, автоматически выполняя наработанный годами практики ритуал: куртку — на вешалку, чайник — на плиту, сам — на тахту. Лучшее положение в пространстве — горизонтальное. «В целях неувеличения энтропии вселенной», — как говаривал небезызвестный А. Горбовский. Все бы хорошо, но что-то неправильно. Да. Тишина. Глухая, неестественная для города: ни машин за окном, ни соседского ора за стеной, аж мурашки по коже!
Я встал и включил телевизор. Шел вечерний блок новостей, но звук доносился как из могилы — глухо и невнятно. Неприятное ощущение ирреальности вздуло остатки приподнятости. Я не мог сосредоточиться на изображении: экран плыл перед глазами, гротескно искажая лицо ведущего. Контуры экрана пульсировали, становясь все больше и больше. Я встряхнул головой в надежде избавиться от наваждения. Изображение на экране стабилизировалось. Все ясно: зной, переутомление, солнечный удар. Я намочил полотенце, положил на лоб и вновь устроился на диване, уставившись в телевизор. Блок местных новостей. Шла прямая трансляция с места пожара. Горел жилой дом, выбрасывая в небо снопы искр и горящие обломки. Вечерело, и на фоне темнеющего неба все это смотрелось необычайно эффектно. Один из обломков — здоровенный пылающий брус — падал прямо на оператора. Смелый, однако, парень — не убегает, уж больно ракурс хорош. А брус медленно наплывал на объектив. Изображение заняло весь экран. Что он, сдурел, этот лешев оператор?! Я инстинктивно отшатнулся, и это спасло мне жизнь. На поверхности кинескопа вздулся волдырь, словно бревно было внутри телевизора. Горящий торец уперся в стекло и ворочался как живой, силясь прорваться сквозь хрупкую преграду. Кинескоп жалобно скрипел, непостижимым образом растягиваясь под сверхъестественным напором, и вдруг со звоном лопнул, осыпав меня мелкими осколками стекла.
Скрежеща и роняя раскаленные угли, брус прорвался в комнату, едва не достигнув ее середины. Предохранители старенького телевизора не выдержали потустороннего издевательства, и изображение погасло, отрезав оставшимся по ту сторону рамки кусок бруса. Обрубок на мгновение завис в воздухе и рухнул на разом вспыхнувший ковер. Комната моментально заполнилась дымом.
Я инстинктивно метнулся прочь, но дверь квартиры неожиданно заклинило, и убраться подальше стало невозможным. Позади щелкнуло, и, взахлеб перебивая друг друга, зазвучали голоса, будто кто-то крутнул верньер настройки радиоприемника. Я обернулся. Какофония стихла, сменившись напряженным гулом несущей частоты. Заработал казавшийся сгоревшим телевизор, проецируя изображение знакомо уродливой фигуры Посланника на облако клубящегося в комнате дыма.
— Ты не сможешь скрыться, Дмитрий, — шипяще зазвучали из динамика слова зловещего монстра. — Мы придем за тобой. Жди нас-с-с!
Заключительное «с» змеиным свистом тянулось целую вечность. Я заткнул уши, и тут телевизор окончательно взорвался. Как приличная бомба — взрывом вынесло оконные рамы и сбило пламя, оставив рассыпанные угли и горячий пепел. Хлопья сажи кружили в воздухе, поднятые ворвавшимся в разбитое окно сквозняком. Я беспрепятственно вышел в прихожую, взял веник и принялся за уборку, стараясь не думать о причинах, ее вызвавших.
Пожарные приехали вслед за милицией и страховым агентом, потоптались на пороге и, не найдя для себя работы, отбыли к очередному погорельцу. Стражи порядка задержались, чтобы взять с меня подписку о невыезде. По недоверчивым физиономиям доблестных блюстителей закона было понятно, что я неплохо смотрелся бы в образе неумелого террориста, и только полное отсутствие следов взрывчатки мешает упрятать меня в кутузку.
