— Эй, на шлюпке! — властно крикнул Б. А. — Поворачивай назад! Это частное судно — пассажиров не берем и ничего покупать не собираемся!
Он выразительно клацнул затвором. Тут же, оттеснив Б. А. от леера, рядом выросла пара немногословных телохранителей с десантными «Калашниковыми», невесть откуда возникшими у них в руках. Ял все так же размеренно и беззвучно продолжал приближаться к яхте. Нервы одного из телохранителей не выдержали, автомат в его руках вздрогнул, перед шлюпкой взметнулась цепочка мгновенно опавших фонтанчиков. Кучка гостей, столпившихся за спиной Б. А, охнула и слитно подалась назад.
Экипаж яла никак не прореагировал на угрозу. Телохранители переглянулись и одновременно вскинули автоматы. Обшивка шлюпки брызнула щепками, но это не остановило ее приближение.
Рваные клочья туч ненадолго заслонили ночное светило, скрыв происходящее за бортом яхты, но негромкий стук дерева о металл возвестил о том, что ял достиг цели и старания телохранителей пропали даром.
Разрывы в стремительно несущихся тучах стали появляться гораздо чаще, и дальнейшее происходило при стробоскопических вспышках лунного света. Прижавшиеся к надстройке Татьяна и Андрей оказались невольными зрителями развернувшейся на палубе драмы.
Призрачные черные тени, отделившись от молчаливых пассажиров шлюпки, обрели самостоятельность и заскользили меж испуганно ищущих спасительного укрытия гостей Бориса Аркадьевича. В их перемещениях не чувствовалось ни заинтересованности в происходящем, ни устремленности к намеченной цели или объекту, но каждый, кто оказывался поблизости от пришельцев, вдруг переставал метаться и безвольно опускался на палубу, покорно ожидая уготованного судьбой.
Телохранители, оценив ситуацию, прикрыли собой Бориса Аркадьевича и его партнершу по сделке и, расчищая автоматными очередями дорогу, бросились на прорыв к уложенным неподалеку спасательным плотам.
Двое приглашенных гостей, оказавшихся на пути, нелепо дернулись, прошитые пулями. Один из них успел обернуться и посмотреть на своих убийц. В угасающем взоре светились боль и недоумение. Он умер мгновенно и очень легко.
Ни один из захватчиков не пострадал, хотя Борис Аркадьевич мог поклясться, что его выстрел проделал в капюшоне ближайшего из них изрядную дыру. Более того, на пути прорывающихся возникла плотная стена блестящих плащей, оттесняя группу.
Плащеносцы качнулись вперед, и телохранители опустили оружие. Борис Аркадьевич ощутил властный призыв сделать тоже самое. На миг его рука дрогнула, но тут же снова обрела твердость. Давно прошли те времена, когда на него можно было безнаказанно давить. Испокон веку на Руси купцам приходилось бороться с желающими урвать кусок заработанного своей и чужой кровью пирога. Он брезгливо пнул вставшего на колени телохранителя и шагнул навстречу глянцевой стене плащей.
— Какого черта?! — прорычал Б. А, стремительно теряя остатки цивилизованности. — Кто вас послал? Отвечайте, ублюдки!
Одним прыжком он преодолел расстояние, отделяющее его от плащеносцев, и рванул подвернувшийся под руку капюшон.
Увиденное заставило Б. А. отшатнуться: ему в лицо щерился покрытый обрывками гниющей кожи череп утопленника. Пучок слипшихся волос соскользнул, потревоженный сброшенным капюшоном, и сполз по плечу трупа, оставляя слизистый след. Б. А, брезгливо поморщившись, сделал шаг назад, перевернул ружье стволом к себе и ударил прикладом по мерзостной роже. Череп лопнул с тошнотворно-булькающим звуком, выплеснув на плащ порцию вонючего донного ила.
— Не лю-юбишь? — издевательски протянул Б. А, отворачиваясь от упавшего трупа и занося приклад над следующей головой, но опоздал — сразу несколько плащеносцев повисли у него на руках, не позволив нанести удар.
К тому времени палубу сплошь усеивали рабски коленопреклоненные фигуры пассажиров яхты. Ни движения, ни возгласов — пустые оболочки, намертво связанные чужой волей. На ногах, не считая Бориса Аркадьевича, остались лишь его партнерша по никому более не нужной сделке и, как это ни удивительно, альфонсик Рустам — кровь предков, давно и прочно забытое наследие, все же проснулась — он презрительно скривил губы и вызывающе бросил нависшим над ним теням:
— Пусть я жил, как собака, но умру, как горец!
Тени помедлили и отступили, замерев в паре шагов от кавказца и лишив его свободы маневра, но прочие сгустки мрака продолжали беззвучно скользить над покорно ждущими своей участи рядами пленников. Сопровождавшие их плащеносцы время от времени касались склоненных голов распухшими белесыми пальцами, и тогда люди вздрагивали, но сохраняли и безмолвие, и рабскую позу.
Не замеченные пришельцами Татьяна и Андрей затаились в надежде и дальше не привлекать их внимания. Парень даже начал обдумывать возможность побега, когда на палубу корабля поднялся рулевой адской шлюпки.
При виде его Татьяна чуть не закричала — то, что управляло шлюпкой, никогда не было человеком: обнаженный череп поразительно напоминал птичью голову, а плащ на груди оттопыривала выпирающая килевая кость.
По-утиному переваливаясь, рулевой подошел к оставшейся на ногах группке и долго смотрел на них пустыми провалами огромных глазниц, затем указал рукой на Марину Михайловну и вернулся к стоящим на коленях людям.
Подчиняясь отданной команде, одна из безликих теней шагнула к женщине, вмиг очнувшейся от столбняка и забившейся в холодных руках удерживавших ее плащеносцев. Сотканные из мрака рукава одеяния взметнулись, обнимая несчастную. Тень сделала следующий шаг и слилась с ее телом. Женщина пронзительно закричала, Рустам рванулся к ней в тщетной надежде оградить, но мертвецы, заступившие ему путь, оказались сильнее, он мог только ронять слезы бессилья, наблюдая, как на глазах меняется та, с кем он привык делить постель и кошелек.
С Мариной Михайловной действительно происходили разительные перемены — куда делась расчетливо-холодная мадам, готовая ради бизнеса пожертвовать семьей, друзьями и личными привязанностями, ограничившись красивым прихлебателем, усатым горбоносым вибромассажером? Стоящая перед парой мужчин самка стряхнула с себя мешающую одежду, оставшись в первозданном наряде. Рустаму показалось, что вместе с одеждой Марина Михайловна сбросила последние двадцать лет жизни, снова став полной нерастраченного любовного пыла девицей, незнакомой и, несмотря на обстоятельства, волнующей: привычно-обвислые груди вернули себе юношескую упругость, упершись в небо задорно торчащими крупными сосками; пропал двойной подбородок, втянулся рыхлый живот; мелкие колечки завивки вдруг раскрутились, и короткая стрижка обернулись водопадом блестящих, чуть вьющихся волос.
Преображенная женщина чуть помедлила и требовательно протянула руку к первому подвернувшемуся плащеносцу. В подставленную ладонь мгновенно лег японский ритуальный нож-кусунгобу — нож самоубийцы.
Та, кого раньше звали Мариной, приблизилась к Рустаму и дразняще-медленно провела кончиком языка по верхней губе приоткрытого рта. Исходящий от нее зов был так силен, что Рустам, забыв о зловещем окружении, потянулся к женщине.
