— Иди, готовь аппарат к взлету, — приказал он второму пилоту и тут же развернулся к собравшемуся было возражать хлыщу в смокинге, — у тебя еще водка осталась? Вот и расторгуешься. А станешь бухтеть, так может выясниться, что погода на трассе нелетная. Будем здесь куковать… до улучшения.
Договаривая фразу, пилот непроизвольно покосился на нойда и встретил чуть заметную одобрительную улыбку. Он сразу отвернулся и потому не видел, как взгляд шамана переместился на изящную фигурку поднимающейся по дюралевой лестнице девушки и улыбка исчезла, сменившись выражением тревоги и сочувствия.
Лету до Краснощелья было часа два, и Наталья, устроившись в кресле рядом с пилотской кабиной, задремала. Сонный мозг вновь прокручивал события, подвигнувшие ее искать помощи у саамского шамана-нойда, который приходился ей родней, хоть и из тех, кого на Руси называют «седьмая вода на киселе».
Тремя месяцами раньше… Весна. Время улыбаться встречным лицам. Время грезить о любви. И она, конечно же, влюбилась. С первого взгляда, как тринадцатилетка, неожиданно встретившая долгожданного принца.
Он шел ей навстречу быстрой уверенной походкой, демонстрируя миру строгое лицо не расположенного к случайным знакомствам человека. Наивный мальчик! Она улыбнулась, и парень, поймав ее улыбку, сбился с шага и замер на миг, ища ответа на вопрос: почему вдруг просбоило сердце и мир вокруг изменился, став сверкающим, как новогодняя игрушка… как искорки в глазах девушки напротив…
— Вы что-то хотели спросить? — Он еще пытался бороться, не подозревая, что давно проиграл эту битву.
— Разве? Мне показалось, будто это как раз вы меня остановили… Извините, если я ошиблась. — Она сделала маленьким шажок назад.
— Стойте! Вы абсолютно правы! — Внезапно он понял, что с уходом незнакомки в его жизни никогда уже не будет так ярко светить солнце и хмурый сумрак станет сопровождать его в безрадостном коловращении между безликой стандартной квартирой и рабочим местом заштатного клерка.
— Конечно же, у меня есть к вам вопрос, и даже не один, но сначала ответьте на главный: вы позволите вас проводить? Остальные девятьсот тысяч я задам по пути!
Он так трогательно искал ее взгляда, что Наталья совершенно не могла устоять. А тот, кто скажет, что именно она сделала первый шаг к знакомству, будет высмеян всем женским родом, независимо от видовой принадлежности.
— Боюсь, чтоб успеть ответить на почти миллион вопросов, мне придется выбрать самый длинный маршрут!
— Безусловно! — Он пошел рядом, не делая попыток приблизиться, и ей пришлось самой взять его под руку.
— Так лучше, — сообщила она серьезным голосом. — Иначе мы будем похожи на поссорившихся супругов.
— Действительно, — подхватил парень ее оплошность, — мы же еще не успели поссориться…
— Мы даже не успели познакомиться, — она покраснела от неловкости и рассердилась на себя, — и если будете ловить меня на оговорках, то и не сделаем этого никогда!
— О боги! — возопил парень. — Как мне загладить свою вину? — Он отбежал к цветущей на обочине сирени и отломил веточку. — Вот, примите в знак того, что я прощен!
Она мягко улыбнулась и взяла цветы.
Стоит ли дальше пересказывать все те милые глупости, которые срываются с наших губ, когда мы влюблены? Каждый, в чьей груди бьется живое сердце, может просто оглянуться назад и припомнить, что плел он сам, когда любовь и весна кружили голову.
Они были знакомы неделю, но казалось, что прошло только несколько часов. Словно вырвавшись из душной тюрьмы, она дышала наполненным счастьем воздухом, пила его и не могла остановиться. Оставшись одна, она перебирала воспоминания, переживая вновь и вновь мгновения встреч, и мир переставал существовать, оставляя вместо себя нестерпимое ожидание следующего свидания.
Наконец пришел тот день, когда она решила, что хранить целомудрие становится совершенно невыносимо и, соответственно, глупо. Вообще быть девственницей в двадцать лет — для нашего времени просто моветон, сказала она себе, стараясь избавиться от комплексов пуританского воспитания.
Она купила шампанское и достала пылившийся на антресолях подсвечник — в такой вечер хотелось особого настроения. Даже постель была заботливо спрыснута французскими духами. А уж говорить о нижнем белье… Она отчаянно стеснялась, перебирая невесомые полупрозрачные кружева под скучающими взглядами продавщиц дамского магазина, зато теперь на ней было нечто столь воздушно-эротичное, что проняло бы и законченного женоненавистника.
Она ждала весь вечер и всю ночь. Он не пришел. И не позвонил. Автоответчик его квартиры вновь и вновь безучастно предлагал оставить сообщение, и тогда она впервые воспользовалась его служебным номером.
Женский голос, ответивший ей, поперхнулся и исчез, уступив место начальственному баритону.
— Можно узнать, кто его спрашивает? — осторожно поинтересовались в трубке.
— Невеста! — брякнула она, теряя терпение. На том конце провода надолго замолчали. Слышалось только приглушенное покашливание.
— В чем дело? — Она почти кричала.
— Понимаете, произошла авария, — чуть слышно раздалось в ответ, — он пострадал, очень пострадал…
— Где он? Куда его повезли? В какую больницу? — Она была уже на ногах, готовая сорваться с места и лететь на помощь: кровь, дорогие лекарства, что угодно, только не самое страшное…
— Понимаете, — жалко повторил голос, — его не смогли спасти. Он умер в машине реанимации…
Комната вдруг закружилась перед ее глазами; мир полыхнул ослепительным пламенем и померк. Только в телефонной трубке, качавшейся на шнуре, еще некоторое время рокотал сочувствующий начальственный бас, сменившийся затем короткими гудками.
С тех пор она боялась влюбляться и не любила весну…
* * *
Разбудила ее настойчиво тормошащая рука на плече. Наталья торопливо отвела ее в сторону — не хватало еще инцидента в вертолете! — и отерла с глаз выступившие во сне слезы, заслонявшие мир полупрозрачной пеленой. В соседнем кресле сидел «смокинг» и посматривал на Наталью фальшиво-участливым взглядом.
— Плохой сон приснился? — прокричал он, стараясь переорать грохот винтов.
— Не твое дело… — буркнула в ответ Наталья.
Хлыщ не расслышал, но воспринял реакцию девушки как приглашение к разговору — он подсел поближе, положив руку на спинку Натальиного кресла, и склонился к ее уху, неприятно царапая щеку жесткой щетиной усов.
— Вам, наверное, часто говорят, что вы неотразимы? — проворковал хлыщ, словно бы невзначай коснувшись губами Натальиной щеки. — Я просто очарован и не в силах думать ни о ком, кроме вас…
Все еще находясь во власти комплекса вины за гибель любимого, Наталья повернулась лицом к ловеласу:
— Не лезь, дурак, это может плохо кончиться!
— Ты угрожаешь? — деланно удивился хлыщ.