– Да брось! Пошли в кровать, я тебе все сделаю!
– Некогда уже, – буркнул Алекс и вышел из ванной. С виноватым видом Светка потащилась следом.
Через час Алекс бегал по рынку, пытаясь пристроить товар, но выходило даже хуже, чем он ожидал. Торговать надо было себе в убыток и приходилось очень сильно изворачиваться, чтобы снизить уровень потерь.
– Давай по два с полтиной, – уговаривал он горбоносого Томаза, который держал шесть палаток на рынке и две в городе. – В следующий раз я тебе ходовой товар со скидкой сдам... Клубника пойдет, груши, абрикосы... Слово даю! Сам меньше наварю, но с тобой расквитаюсь!
– Нэ могу, дарагой, – флегматично отвечал тот, глядя в сторону. – Груш, клубнык, это харашо, у мэна в Гагре много был. Картошка плохой, да. Ее по два рубла торговать нада, а то сгныет весь...
– Если по два, я треть потеряю, – убито проговорил Алекс.
– Зачэм так дорога брал? – резонно спросил Томаз. – Цэн нэ знаэш?
– Меня один гад за горло держит, – пожаловался Алекс.
– Нэ работай с ным. Ко мнэ иди, два палатка возле вокзала скоро ставыть буду... Томаз замолчал, глядя за спину Алекса. Тот обернулся и похолодел.
– Гад, говоришь? – высокий импозантный мужик в белой рубашке, желтой замшевой курточке, тщательно отглаженных черных брюках, спадающих складкой на черные, с квадратными носами туфли, иронически улыбался. – С гадами работать нельзя. Придется тебе действительно к Томазу идти...
Николай Иванович поправил дорогие очки с желтыми стеклами, машинально провел ладонью по подстриженным «ежиком» седым волосам.
– Только вначале со мной рассчитаешься. Я ведь не люблю, когда мне должны. И длинные языки не люблю.
– Да я не про вас... Язык плохо слушался Алекса, в голове помутилось.
– Знаю, про кого! Я все про вас, блядей, знаю... Помнишь, что ты Игорю говорил? Дескать, этот кровосос выжимает нас насухо, все себе в карман гребет!
– Я не говорил, – уныло произнес Алекс. Он понимал, что произошла катастрофа, не знал только, какими будут ее размеры.
– Не говорил? – импозантный мужчина удивленно развел руками. – А если я Игорька приведу и тебе в жопу паяльник вставлю?
Алекс молчал.
– Заткнулся? То-то... Значит, понял, что дурак. Игорек поумней тебя, потому я ему твои палатки и отдам. Да еще посчитаем все... Сколько я тебе в кредит давал, сколько ты вернул, да сколько процентов набежало. Может, придется у тебя и хату отобрать... Шеф повернулся и пошел вдоль овощного ряда.
– А за картошку чтоб отчитался, как положено! – бросил он напоследок. На ватных ногах Алекс добрел до «штабной» палатки, где в подсобке
оборудовал себе что-то вроде кабинета. Опустившись на украденную из молочных рядов скамейку, он привалился к стене и долго сидел, закрыв глаза и дыша влажновато-гниющим духом мокрых овощей.
Шеф как сказал, так и сделает. Куда пожалуешься? Ни партии, ни профсоюза, ни вышестоящего начальства... Выкинет с работы, отберет все, что есть...
От волнения и нервотрепки разболелась голова, хотелось выпить пенталгина, а лучше засадить водки и забыться.
– Чую, хозяин на месте, – услышал он знакомый голос. Вовчик подоспел вовремя, теперь обойдемся без пенталгина...
– Можно в вашу хату? – дверь распахнулась, и в подсобку ввалился Кривуля в своем обычном наряде: черной водолазке, короткой, не сходящейся на животе курточке того же цвета, широких мятых штанах и разношенных туфлях. На огромной башке криво сидела крохотная кепочка, через плечо висела неизменная сумка.
– Ну, чего киснешь? Башка болит? – как всегда, безошибочно определил он, входя в подсобку и сразу вытягивая огромные корявые руки. От ладоней исходило успокаивающее тепло, боль постепенно прошла, да и отчаяние отступило, он успокоился.
– Спасибо, Вовчик, – расслабленно произнес Алекс.
– Какие проблемы? – снова не ошибся приятель.
– Хреновые дела, старик. Шеф ко мне докопался, сил нет. Вначале на башли подставлял – то три тонны, то пять своих докладывал... А сейчас вообще решил выгнать, ларьки отобрать...
– Почему? – стокилограммовый, скособоченный на левую сторону Вовчик сел на лавку. Дерево заскрипело.
Алекс подумал:
– Точно не знаю... Ребята болтали, что он педик, ну и я, может, что-то ляпнул... Ему все передают. Потом еще... А сегодня я его гадом назвал, а он услышал. Он и вправду гад! Только теперь мне кранты. Расчет сделает – знаешь, как они считают? Сказал, квартиру отберет... Короче, сожрет с потрохами! Он все время кого-то жрет, чтоб другие боялись. Теперь моя очередь...
– Не подавится? – Кривуля презрительно прищурился, окончательно оправдывая свое прозвище.
– А чего ему сделается?
– Чего, чего... Когда я на зоне чалился, то знаешь, какую вещь понял?
– Ты там, похоже, вообще все за жизнь понял...
Старший товарищ любил учить Алекса уму-разуму, и вся его мудрость имела один источник: исправительно-трудовую колонию усиленного режима в Мордовии, где он на заре туманной юности провел почти восемь лет.
– Верно. А где, ты думаешь, жизни учатся? В институтах? Там ненастоящая жизнь...
– И чего ты понял?
Алекс насторожился: по ту сторону прилавка кто-то гортанно закричал. Но Светка молчала, значит, к ним это не имело отношения.
Кривуля выпучил глаза.
– Никого обижать нельзя! Раз сойдет, два, три, сорок три, а в один прекрасный день – бац! И ты на заточке Повис, только лапами дрыгаешь, как таракан раздавленный... И неважно, что ты авторитет, а пришил тебя петух проткнутый – за этой чертой все сравнивается...
– Берите картошку, дама, берите, – пронзительно закричала Светка. – Ну и что, что грязная, зато без радиации!
Алекс усмехнулся: молодец, девка, не только передком, но и головой хорошо работает!
– Ну а шефу чего сделается-то? К чему ты это начал?
Кривуля огляделся и перешел на шепот:
– Чего? А того! Нельзя человека в угол загонять, лишать всего. Тебе сейчас куда деваться?
Алекс пожал плечами.
– То-то и оно, что некуда. Он думает, что разорит тебя, а у него все хорошо будет. А о том, что мы его «заказать» можем, не думает. Если б думал, так бы не сделал. Значит, упорол косяк. Дело-то простое: «закажем» – и дело с концом... Он тебя всю жизнь доить будет, знаю я таких волчар! Лучше один раз деньги заплатить и все навсегда уладить. Ни клят, ни мят, никому не должен, работай на себя. Никто хату не отбирает, никто не душит...
– Ну ты даешь, – присвистнул Алекс. – Замочить его, что ли, хочешь? Я думал, ты только по массажу спец...
– Не сами же, не сами, – лихорадочно шептал Кривуля. Глубоко посаженные рачьи глаза сошлись к переносице. – А как ты по-другому от него обмажешься? Да никак!
