– Третий, я Двенадцатый, слушаю вас, – наконец отозвался эфир, и Лис узнал голос Рывкова.
– От «Аквариума» в вашу сторону идет бежевый триста двадцатый «мерс» с немецкими номерами. Кажется, угнанный. Там двое «отморозков», оборзевших вконец. Меня они послали на хер. Возможно, вооружены. Примите меры к задержанию и проверке. Хорошо бы, чтобы они извинились. Как поняли?
– Вас понял. Вы в «Аквариуме»?
– Да. Я жду.
– Вас понял, – повторил Рывков. Лис отключился.
Потом он успокаивал девчонок, с немалым трудом это удалось. Они отправились умываться и приводить себя в порядок. Лис хотел заказать еще кофе, но вместо угрюмого вышел совершенно другой парень и положил на тарелку счет.
– С вас семьсот сорок тысяч.
Сумма показалась Лису завышенной, но он не прикоснулся к бумажке с цифрами.
– Три кофе.
Новый официант ушел. Лис прикинул время. Пять километров туда, пять обратно. Они гнали под сотню, и обратно ребята пойдут так же. Шесть минут. Плюс три резервных – итого девять. Остановка и задержание – пять минут. Профилактическое воздействие – еще семь. Резерв – три. Через двадцать пять минут отмороженные ублюдки приедут извиняться. Пять минут уже прошло.
Вскоре вернулись девочки. Настроение у них было испорчено.
– Я хочу домой, – мрачно сказала Ребенок.
Больше всех пострадавшая Оксана держалась оптимистичней:
– Чего теперь домой? Плакаться да самим себя растравливать? Лучше давайте еще кофею с коньяком попьем. Да и попариться можно, музыку послушать...
– А вдруг они вернутся? – испуганно спросила Вика.
– Кофе я уже заказал, – пояснил Лис. – А эти милые ребята вернутся... Он посмотрел на часы.
– Ровно через пятнадцать минут. Они хотят извиниться.
– Эти бандиты?!
– Ну почему сразу бандиты, – казалось, что Лис настроен вполне либерально. – Просто невоспитанные люди. Отягощенная алкоголизмом родителей наследственность, отсутствие нормального воспитания, небольшие дефекты психики, половые извращения, наркотики, черепно-мозговые травмы... Но сейчас они осознали неправильность своего поведения и постараются загладить вину.
– А откуда у вас пистолет? – спросила Вика.
– Он говорил, что это пейджер, – выдала его Оксана.
Только Ребенок не задавала вопросов. Возможно, потому, что была умнее подруг и понимала: рассчитывать на правдивый ответ не приходится.
Лис пожал плечами:
– Это газовый. Если бы я их не припугнул этой штукой, дело могло осложниться.
Бежевый «Мерседес» появился на три минуты раньше ожидаемого срока. Очевидно, ребята не использовали резервное время. Теперь за рулем сидел Литвинов, рядом с ним Попов, а сзади Рывков и провинившиеся «отморозки».
Ребята вышли из машины и вытащили бывших «хозяев жизни». Сейчас они напоминали солдат вдребезги разгромленной армии. У бритоголового была разбита голова, и кровь обильно залила адидасовскую куртку, губы напоминали пончики в вишневом сиропе, а пониже уха вздулся огромный желвак – верный признак сломанной челюсти. Он еле переставлял ноги, держался за печень и все время клонился вправо. Его приятель имел примерно такой же вид, только вместо желвака под ухом имел наливающиеся чернотой круги под глазами – симптом сотрясения мозга средней тяжести. Оба «отморозка» утратили лихость и веселость и уже не пытались ни ржать, ни говорить кому бы то ни было неприятные вещи.
– Ну что, братишки, дать вам девочек покататься? – доброжелательно спросил Лис. – Или вас самих девочками сделать? Дело-то нехитрое!
– Исфинисе, – с трудом разжимая губы, прошепелявил бритоголовый.
– Вот видите, извиняется! А вы не верили! Так ты и вправду все понял?
«Бык» кивнул.
– А ты?
– Я тоже все понял. Извините. Ошибка вышла.
Второй шатался как пьяный, с трудом удерживаясь на ногах.
– Ну ладно, – смилостивился Лис. – Тогда жечь заживо их не надо. Утопите по-быстрому – и все!
«Отморозков» увезли. Первый официант принес кофе и забрал лежащий на тарелке счет.
– Ничего не пойму! – удивился Лис. – То не платить, то платить, теперь опять не платить...
– За счет заведения, – повторил угрюмый парень.
– Спасибо, – поблагодарил Лис.
Когда они уезжали, Лис снова открыл переднюю дверь. И на этот раз Ребенок села рядом с ним.
* * *
В камере находились только два человека да еще тени тех, кто перебывал в Тиходонском изоляторе временного содержания за сорок лет его существования. Петруччо заруливал сюда много раз, то как Клоп, то как Леший, он даже и не помнил, сколько именно – может, двадцать, может, сорок. Соответственно тени его толклись по несколько штук на каждом из десяти квадратных метров темной комнатенки с закрытым сетками, решетками да еще глухим «намордником» окном и грубо оштукатуренными «под шубу» (чтобы не оставляли надписей) стенами. Тени помогали ему и поддерживали, давали ощущение уверенности и силы.
Миша Печенков оказался здесь впервые, ничто не давало ему поддержки, а только сулило угрозу. Угроз он наслушался достаточно еще от оперов, в первой серии допроса. К нему применяли и «вешалку», и «подводную лодку», и «слоника», когда становилось невмоготу, он соглашался пойти в раскол и нес всякую чушь, которой нельзя было пришпилить к уголовному делу ни его самого, ни кого-то из подельников. В конце концов его бросили в камеру, и он знал, что сейчас начнется вторая серия: начнут прессовать, подсадят «наседку», могут и отпетушить. Для себя он решил держаться до конца и корешей не сдавать, потому что тогда все равно не избежать ни прессовки, ни петушения, только уже не от ментов, а от своих.
Соседом оказался тощий, но жилистый мужик, по Мишиным меркам, уже старый – лет под пятьдесят. Весь уголовный Тиходонск знал его под кликухой Клоп. Под псевдонимом Леший его знал только один человек. Тот, который дружески-шутливо коверкал его имя на итальянский манер – Петруччо. На самом деле Лешему, а именно в таком качестве он находился в ИВС на этот раз, исполнилось сорок два. Он был хорошим артистом и всегда умело выбирал нужную роль. Мог играть смиренного сидельца, доброго советчика для неопытного арестанта, или прожженного, опасного уголовника, с которым лучше не шутить шуток, или вялого, безразличного к чужим делам, но много знающего обитателя зарешеченного мира.
С учетом всех обстоятельств этой разработки он выбрал второй вариант. Поэтому заброшенный в камеру мощным пинком, Миша оказался лицом к лицу с голым по пояс, чтобы были видны покрывающие весь торс татуировки, завсегдатаем тюрьмы и зоны, который неспешно курил «беломорину» и в упор рассматривал его пустыми и холодными, как у удава, глазами. Короткая стрижка, жесткие с изрядной проседью волосы, большие залысины, огромные, как настоящие украинские вареники, уши. Справа нижнюю челюсть пересекал короткий, но широкий шрам.
