Книга Антикиллер-2, страница 89. Автор книги Данил Корецкий

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Антикиллер-2»

Cтраница 89

Поэтому сержант Молочков возвращался с работы в форме, в форме заходил в магазины за хлебом, макаронами и молоком, в форме переходил улицы и тем привлек внимание Ужаха Исмаилова, сидящего за рулем угнанного грузового микроавтобуса.

– Давай, Али, это твой! – сквозь зубы процедил он, подгоняя «рафик» вплотную к милиционеру.

В кузове сидели Кинжал и Руслан Шерипов. Накануне налета СОБРа на убежище их отряда все трое ездили к Голубому озеру проверить домик с колоннами. Шерипов хотел отправиться туда один, но Ужах тоже вызвался искать кровника, а Кинжала взяли за компанию. Разгром отряда и их чудесное спасение наводило Ужаха на скверные размышления: ведь спастись должен был один Руслан, который побывал у ментов в руках и давал им клятвы на Коране... Вслух он своих размышлений не высказывал, но и Кинжал да и сам Шерипов Думали о том же. Между ними воцарилась напряженная атмосфера недоверия. Затаившееся предательство требовало расплаты...

Убитые и арестованные товарищи тоже должны быть отмщены, причем если предательство еще предстояло выявить и доказать, то эта месть не терпела отлагательства.

– Сегодня же мочканем трех мусоров, – решил Ужах. – Каждый по одному. А потом достанем гранат и забросаем их лягавку.

Сержанту Молочкову предстояло стать первой жертвой предстоящего террора.

Грузовой микроавтобус затормозил рядом с ним, дверь кузова открылась.

– Товарищ милицанер, как на Красногорск выехать? – почтительно спросил Али, изображая простодушную улыбку, которая заставила бы Литвинова, Рывкова или Лиса немедленно схватиться за пистолет.

Но неискушенный техник ПЦО с готовностью пустился в объяснения.

– Сейчас прямо, потом направо, увидите мост и через реку...

– Садитесь, покажите, – просительно покивал Али. – Вам же по пути?

– Вообще-то мне скоро сворачивать... Ну давайте, пару кварталов проедем... – Наклонившись, он поставил на грязный железный пол сумку с продуктами, влез в кузов и захлопнул за собой дверь. Ужах дал газ. Видавший виды «рафик» наполнился грохотом плохо отрегулированного движка и дребезжанием обшивки.

Коротко размахнувшись, Али ударил сержанта молотком по голове. Тот молча упал на пол. Кинжал навалился сверху, набросил на шею веревку и с силой затянул. Через минуту все было кончено. Труп оттащили назад, накрыли тряпками и придавили запаской. В тихом переулке сделали остановку и перекусили хлебом и молоком, купленным сержантом для своей семьи. Макароны сырыми есть было несподручно, и их бросили назад, на запаску.

– Теперь давайте тех... Коренева и Литвинова... Они Абу убили, мне зубы выбили, клясться заставили... Они там большие шишки!

Шерипов не мог оправдываться напрямую, опровергая еще не высказанные подозрения – это только усугубило бы дело, но, проявляя подобную активность, надеялся реабилитироваться в глазах товарищей.

– Ну давай, – не выражая никаких эмоций, сказал Ужах.


* * *


– Нет, сейчас и у блатных «законы» не исполняются. То есть такое творится, аж страх берет! Приходит петух на зону – и не объявляется! Представляешь?! С ним же люди из одной пачки курят, из одной миски едят, они же получаются все опарафиненные! Представляешь: один петух опомоил весь отряд!

Гена Соколов искренне возмущался и переживал за невинно пострадавших зеков, как будто сам принадлежал к босяцкому сословию. На самом деле он относился к противостоящей стороне – «ментам» и хотя, строго говоря, являлся не милиционером, а филологом, редактором газеты «За чистую совесть» и спецзвание имел не милицейское – майор внутренней службы, зеки в такие тонкости не вдавались. Мент, он и есть мент. Здесь антагонизм известный и, как любые антагонизмы, – взаимный. Но Гена Соколов из общего правила выпадал, много лет он изучал арестантский мир: обычаи, традиции, жаргон и как-то незаметно вжился в него, полюбил босяков и научился понимать их специфические душевные порывы и странноватые переживания, которые, впрочем, им самим не казались ни специфическими, ни странными. Взаимодействие было взаимным – «тот мир», в свою очередь, изменил манеры, речь и даже внешность исследователя.

Когда Гена снимал массивные роговые очки, он превращался из кандидата наук, автора нескольких словарей «блатной музыки» и незавершенной энциклопедии преступного мира в одного из «бродяг», тихого, спокойного и рассудительного трудягу зоны, не борзого и не баклана, а знающего «феню» и "закон – набушмаченного мужика. К нему подходили на улице бывшие сидельцы и заводили разговор, который он без труда поддерживал негромким голосом в медлительной манере бывалого обитателя зоны, знающего цену словам и внимательно обдумывающего каждое перед тем, как произнести. Иногда они вместе выпивали по паре кружек пива, причем Геной руководил не только интерес исследователя, но и чисто человеческое сострадание к изломанным и искореженным судьбам.

Его серьезные исследования особого внимания не привлекали и общественного резонанса не вызывали, но, когда он без далеко идущих целей выпустил под псевдонимом книжечку перевода классической поэзии на блатной язык, пришла неожиданная слава. О ней писали местные и центральные газеты, телевидение пригласило «Фиму Жиганца» на несколько престижных передач, оскорбленные в лучших чувствах поэты и литературные критики в благородном гневе обрушивались на циника, посмевшего осквернить великих поэтов.

Еще бы! «Жужжать иль не жужжать? Во бля, в чем заморочка! Не в падлу ль быть отбуцканным судьбой. Иль все же стоит дать ей оборотку...» В такой интерпретации монолог Гамлета переварить сможет далеко не каждый умственный желудок.

– Я же это для юмора сделал, – оправдывался Гена. – Ну показать, конечно, что «музыка» – это не набор слов, а настоящий язык, иначе ведь никакой перевод невозможен... Но в основном для смеха. А оказалось, что внимания привлекло куда больше, чем серьезные работы. Обидно...

Когда оперативники перехватывали особо изощренно написанные малевки, их несли к Гене, и не было случая, чтобы «ксива» или «постановочное письмо» остались нерасшифрованными. И сейчас Лис положил перед ним листок с выписками из давних оперативных материалов.

– В словарях про «Шамилю» ничего не нашел, – сказал Коренев, на что Соколов возмущенно замахал руками.

– Вы знаете, что это за словари? Грош им всем цена! Когда началась гласность, с книжек НКВД гриф секретности поснимали, вот и появились первые словари – двадцать седьмого года, тридцать второго... А потом все бросились их переписывать! Семьдесят лет прошло, целая жизнь, речь много раз менялась, одни слова вообще ушли, другие изменились, третьи вошли в бытовой обиход... А они все по тем древним книжкам лепят! «Козлятник» – вор, обучающий молодежь... Да сейчас воры за такое слово на ножи поставят!

– Ну а по этой бумаге что скажешь? – Лис деликатно подтолкнул специалиста к сути дела.

Гена в очередной раз взял в руки листок и внимательно вчитался.

– Этот, первый, здорово «феню» знает, – повторил он, имея в виду Щекова. – Чувствуется старая закалка. На Шамиле кататься – это что-то нехорошее... Сейчас я пороюсь...

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация