Томас прохромал к одному из окон. Снег прекратился, перед ним открылась улица, на которой сегодня утром состоялось сражение. Разбитые кареты оставались на прежнем месте, хотя городовое войско, должно быть, внесло в дом тела. Внизу как раз приоткрывались ворота. Ночь ляжет примерно через час; выезжать в такое время было равносильно самоубийству.
Авилер проговорил:
— Для осажденного дома мой слишком часто открывает двери: туда-сюда мотается слишком много народу. Я знаю, что вы задумали.
Томас увидел Дензиля, появившегося верхом, люди его ехали следом. Отряд уже удалялся вдоль по засыпанной снегом улице, когда Томас наконец повернулся к Верховному министру.
— Неужели? — съязвил он.
— Вы намереваетесь отправить на тот свет нашего доброго герцога Альсенского. Если бы я вовремя не оказался на месте, ваш лейтенант уложил бы его наповал в моей столовой. — Авилер подошел к длинному раздвижному столу, заваленному книгами и документами, и сел на уголок, приглядывая за капитаном.
— Мне безразличны ваши взаимоотношения, однако Дензиль непростительным образом подверг королеву опасности, не позволив ей бежать из города.
Министр наклонился вперед:
— Только не делайте этого здесь.
— Похоже, такая возможность уже ускользнула из моих рук. И он совершил большее, чем просто подверг королеву опасности.
— Сейчас трудно поверить во все, что вы говорите мне.
Томас направился к двери:
— Тогда я не буду ничего говорить вам. Но вы смехотворно ошибаетесь, если полагаете, что герцог намеревается присоединиться к Роланду. Пошлите кого-нибудь следом за ним и увидите, что он поворачивает ко дворцу. А потом спросите себя почему?
Томас вышел. Когда капитан закрыл за собой дверь, ждавший его Лукас подошел к нему и спросил:
— Ну как?
— Завтра во что бы то ни стало мы увозим отсюда королеву, — прошептал Томас оглядываясь.
Двор въехал в Бель-Гарде уже перед самым закатом, и теперь Равенна, восседавшая на лошади во дворе замка, окруженная суетившимися слугами, придворными, альбонцами, цистерианами и своими собственными гвардейцами, наблюдала, как Ренье расставляет караулы. Ученики покойного доктора Брауна уже расположились у ворот со своими книгами, курильницами и прочими странными атрибутами, чтобы временно оградить от фейри эти хрупкие створки из дерева и металла. В городских воротах на кавалькаду снова напали; несколько групп оказались рассеяны и перебиты, однако фейри не увязались следом за ними. Удовлетворенная ходом приготовлений, Равенна позволила страже проводить ее в крепость.
За внутренними воротами и портиком виднелись прославленные сады Бель-Гарде с их фонтанами и миниатюрными садиками, укрытыми теперь толстым снежным покровом. Каменная резьба на самом новом из поднимающихся над головой бастионов выделялась своими завитками, изгибами, вплетенными в узор, и классическими масками духов удачи. Жемчужиной среди крепостей назвал кто-то этот замок. Да, подумала Равенна, самоцветы на эфесе еще не означают, что можно не опасаться клинка.
— Отыщите лейтенанта Гидеона, пусть немедленно доставит ко мне Фалаису, — приказала королева-мать ближайшему к ней гвардейцу.
Когда тот отъехал, Равенна посмотрела вниз и увидела Элейну, семенящую возле лошади и отчаянно дергавшую королеву за юбку.
— Моя госпожа, если вы немедленно не укроетесь от ветра, ваша хворь вернется.
Склонившись, чтобы возразить камеристке, Равенна вдруг бессильно закашлялась.
Она не умела галантно признавать свою слабость. Как только королева смогла заговорить, она выругала Элейну, гвардейцев, поспешивших помочь ей спуститься на землю, и — совершенно без всякой вины — лошадь, простоявшую во время всего эпизода так смирно, что казалась врытым в землю камнем.
Равенну провели через широкую дверь в просторную, великолепно обставленную прихожую. Здесь оказалось чересчур холодно, чтобы снять плащ, но хоть ветра на было.
— Я хочу, чтобы это сооружение обыскали сверху донизу.
— Да, моя госпожа.
Нетерпеливым мановением руки Равенна отослала Элейну и принялась расхаживать, переплетая пальцы; строгий взгляд королевы успел заметить, что прислуживает ей собственная челядь, а не люди из замка. Явился гвардеец, посланный ею за Фалаисой, пропустив вместе с собой в дверь порыв холодного ветра. Увидев тревогу в его глазах, Равенна напряглась.
— Ваше величество, — произнес он виновато. — Лейтенанта Гидеона и всех, кто охранял королеву, здесь нет.
Равенна остановилась, упершись взглядом в резную панель перед собой.
— А где сама Фалаиса?
— Ее нет ни среди альбонцев, ни возле его величества.
Равенна кивнула и прошептала:
— Это Дензиль.
Томас сидел перед очагом в гостиной апартаментов, которые гвардейцы заняли под штаб-квартиру. Гидеон вместе с большой частью отряда охранял Фалаису. Лукас, возглавив экспедиционный отряд в составе себя самого, Мартина и еще двух цистериан, повел его на кухню за провиантом. Берхэм и Файстус на противоположном столе лили пули; старший держал обернутую в кожу форму, а молодой осторожно разливал из ковшика расплавленный свинец.
Гвардеец, получивший самые тяжелые раны, умер совсем недавно. После всех, кого Томас вывел на битву, а потом хоронил, глупо было горевать о смерти практически незнакомого человека, и мысли капитана все время обращались к Галену Дубеллу.
Томас знал, что еще никому не удавалось в такой степени провести его. Он прибыл ко двору совсем юным — моложе Роланда, и в одиночестве миновал все ловушки и подводные камни. Не позволяя себе кому-либо доверять, он избежал оговоров, оказавшихся роковыми для многих, и учился обману у тех, кто лучше знал интриги двора. Быть может, он поверил Грандье лишь потому, что старый волшебник ничего не просил.
Томас попытался представить себе, что ощутил Дубелл под конец, осознав, должно быть, что его доверенный друг и слуга, которым прикидывался Грандье, следил за ним, тщательно собирал на него нужную информацию, чтобы в какой-то момент подставить его как очередную жертву, если только старику позволили понять это, если только, умирая, он не пребывал в полном неведении относительно происходящего.
Явилась Каде с видом случайной пассажирки, ожидающей прибытия городского экипажа, и уселась в другое кресло. Томас был рад ее обществу и не стал спрашивать, почему она осталась в городе. Все полагали, что Каде вполне легко могла оказаться за пределами города, хотя и не имели к тому никаких доказательств.
Он подумал, что полагается на нее, как солдат на порох, всегда кажущийся надежным тому, кто часто пользуется пистолетом.
Теперь Каде не сводила с него глаз. Томас не выдержал и спросил:
— Ну, в чем дело?
Она ответила:
