— Безумие, — пробормотал герцог Гуаделум.
— Я слышу это уже в третий раз и тем не менее не могу поверить! — воскликнул лорд Струин.
— И одновременно отказываюсь от принадлежащего мне трона понтифекса! И призовите обитателей Лабиринта! Подать колесницу для Повелительницы Ариок! Доставить ее в порт Стойен! А оттуда на Остров Сна, дабы могла она даровать всем вам необходимое утешение!
И в этот момент Ариок повернулся лицом ко мне, и его глаза на мгновение встретились с моим взглядом. Щеки у него были красными от волнения, а на лбу поблескивали бисеринки пота. Он узнал меня, улыбнулся и подмигнул, совершенно явно подмигнул, подмигнул радостно, подмигнул торжествующе!.. А уже в следующую секунду его унесли прочь.
— Это необходимо прекратить, — сказал Гуаделум.
Лорд Струин покачал головой:
— Слышите, как его приветствуют? Они довольны! По мере того как он переходит с уровня на уровень, толпа становится все больше. Они вынесут его наверх, к вратам Лезвий, и оттуда — еще до исхода дня — на стойенскую дорогу.
— Вы — корональ! — повернулся к нему Гуаделум. — Так неужели вы не в состоянии что-либо сделать?
— Отменить указ понтифекса, любую волю которого я поклялся исполнять? Отважиться на измену перед лицом сотен свидетелей? Нет, нет, нет, Гуаделум! Что сделано, то сделано, и каким бы нелепым ни был этот поступок, мы должны смириться с ним.
— Да здравствует Повелительница Ариок! — взревел неподалеку оглушительный бас.
— Слава! Да здравствует Повелительница Ариок! Слава! Да здравствует!..
Не веря своим глазам, я смотрел, как процессия выходила с площади Масок, направляясь в зал Ветров или двор Пирамид. Мы — Гуаделум, корональ и я — не пошли следом. Оцепеневшие, молчаливые, мы провожали взглядами кричавший, размахивавший руками народ. Я был смущен тем, что нахожусь рядом с величайшими людьми нашего царства при этих до оскорбительности невероятных событиях. Все это было абсурдом, фантастикой — и это отречение, и это назначение Повелительницы, и они, казалось, не в силах были перенести подобное.
Первым заговорил Гуаделум.
— Если вы, лорд Струин, принимаете это отречение как законное, — задумчиво сказал он, — то вы уже не являетесь короналем и должны приготовиться к тому, чтобы остаться здесь, в Лабиринте, поскольку теперь вы — наш понтифекс.
Эти слова поразили лорда Струина как удар молнии. В безумии всего происходившего он, очевидно, вовсе и не подумал о самом первом и очевидном последствии поступка Ариока.
Он открыл было рот, но не промолвил ни слова. Развел руками, как будто собирался сделать знак Горящей Звезды в свою честь, но я понял, что это всего лишь проявление замешательства. Я почувствовал озноб волнения и страха, поскольку оказаться свидетелем смены власти вовсе не пустяк; а сейчас я видел, что Струин совершенно не готов к этому. Лишиться всех радостей жизни на Замковой горе, сменить ее блестящие города и роскошные леса на мрачный Лабиринт, снять звездную корону и надеть вместо нее диадему верховного правителя — нет, он не был готов к этому. По мере того как он осознавал реальное положение вещей, он становился бледным как полотно.
Моргая будто от яркого света, лорд Струин заговорил лишь после неимоверно растянувшейся паузы:
— Значит, так тому и быть. Я — понтифекс. И кто, я спрашиваю вас, должен стать короналем вместо меня?
Полагаю, это был риторический вопрос. Конечно, я не сказал ни слова. Герцог Гуаделум тоже промолчал.
— Кто должен стать короналем? — не сводя пронзительного взгляда с Гуаделума, яростно выкрикнул Струин. — Кто? Я вас спрашиваю!
Поверь мне, я ощущал себя совершенно раздавленным тем, что являюсь свидетелем событий, которые никогда не будут забыты, даже если наша цивилизация просуществует еще десять тысяч лет. Но на протяжении какого времени они все еще будут сказываться?! Гуаделум отступил на шаг; он что-то бормотал трясущимися губами. И Ариок, и лорд Струин были еще далеко не старыми людьми, и вопрос о преемственности власти пока что не обсуждался. А Гуаделум, хотя и обладал властью и величием, думаю, никогда не ожидал, что сможет достичь высот Замковой горы. Ну а если даже этому суждено случиться, то, конечно, не таким образом. Он разевал рот, словно громварк, которого за хвост вытащили из воды, и, как и Струин в первый момент, не мог сказать ни слова, так что я оказался первым, кто решился на какое-то действие. Я опустился на колено, сделал знак Горящей Звезды перед ним и крикнул не своим голосом:
— Гуаделум! Лорд Гуаделум! Славьте лорда Гуаделума! Да здравствует лорд Гуаделум!
Никогда больше мне не придется увидеть двоих людей, которые были бы настолько удивленными, настолько смущенными внезапно обрушившимися на них переменами, ибо бывший лорд Струин превратился теперь в понтифекса, а бывший герцог Гуаделум — в короналя. Лицо Струина было искажено гневом и болью, а лорд Гуаделум, казалось, с трудом держался на ногах от изумления.
Наступила новая долгая пауза.
Затем лорд Гуаделум произнес странно дрожащим голосом:
— Если я корональ, то традиция требует, чтобы моя мать была названа Хозяйкой Острова, не так ли?
— Какого возраста ваша мать? — спросил Струин.
— Очень старая. Можно сказать, древняя.
— Да. И не подготовленная к обязанностям, налагаемым пребыванием на Острове в качестве Хозяйки, и недостаточно сильная, чтобы исполнять их.
— Это так, — согласился лорд Гуаделум.
— Кроме того, — продолжал Струин, — на сегодня мы уже имеем новую Повелительницу, и не дело сразу же выбирать другую. Давайте посмотрим, хорошо ли Повелительница Ариок сможет устроиться во Внутреннем храме, прежде чем мы постараемся поместить на ее место кого-нибудь другого. Вы согласны?
— Безумие, — отозвался лорд Гуаделум.
— Конечно, безумие, — согласился понтифекс Струин. — Ну, а сейчас отправимся к Повелительнице и позаботимся о ее переезде на Остров.
Я поднялся вместе с ними на верхний уровень Лабиринта, где мы обнаружили десять тысяч обитателей подземной столицы, приветствующих Ариока или Ариок, а он — или она — босиком и в роскошных одеждах уже приготовился взойти на колесницу, которая должна была доставить его — или ее — в порт Стойен. Протиснуться к Ариоку было невозможно: так плотно сгрудилась толпа.
— Безумие, — вновь и вновь повторял лорд Гуаделум. — Безумие, безумие!
Но я-то знал, что это не так, поскольку видел, что Ариок подмигнул, и хорошо понял, что он желал мне сообщить. Это не было безумием ни в малейшей степени. Понтифекс Ариок нашел возможность исполнить свое глубочайшее желание — выбраться из Лабиринта. Будущие поколения, я уверен, будут думать о нем как об олицетворении сумасбродства, а может быть, назовут сумасшедшим, но мне известно, что он был совершенно нормален — этот человек, для которого корона стала чрезмерно тяжким бременем, но которому честь не позволяла просто отречься от нее и сменить власть на тихую частную жизнь.
