— А я все надеялась, что ты наконец вернешься домой.
— Зачем?
Мирифэйн начала было произносить привычную проповедь о том, что следует жить среди людей, следовать принятым в обществе правилам, заняться полезным трудом… и так далее, и все в том же духе… Но вдруг замолчала, едва начав. Тесме почувствовала, что настроение сестры изменилось. И действительно, после небольшой паузы та произнесла:
— Мы очень скучаем без тебя, малышка.
— Я делаю то, что необходимо, — ответила Тесме. — Рада была повидать тебя, Мирифэйн.
— Неужели ты даже на ночь не останешься? Мать скоро вернется, она будет рада, если ты пообедаешь с нами.
— Мне еще далеко идти. Я не могу задерживаться в городе.
— Знаешь, ты хорошо выглядишь. Загорела, окрепла… По-моему, отшельничество идет тебе на пользу.
— Да, несомненно.
— Собираешься и дальше жить в одиночестве?
— Мне нравится, — ответила Тесме. Она начала завязывать мешок. — А как дела у вас?
Мирифэйн пожала плечами:
— По-прежнему. Вот только я, наверное, ненадолго съезжу в Тил-омон.
— Счастливая.
— Да. Удастся хоть ненадолго вырваться из нашего болота и устроить себе маленький праздник. Холтус там работает уже около месяца над каким-то большим проектом строительства новых городов в горах для расселения всех этих инородцев, которые начинают съезжаться сюда. Он просит привезти к нему детей, вот я и поеду.
— Инородцев? — переспросила Тесме.
— Ты разве не знаешь?
— Расскажи.
— Ну, иномиряне, поселившиеся на севере, начинают проникать в наши края. Есть среди них одна раса — вроде ящериц с человеческими руками и ногами, — так они хотят заниматься фермерством в джунглях.
— Гэйроги?
— А, так ты слышала? И еще одна раса — какие-то надутые создания с лягушачьими рожами и темно-серой бородавчатой кожей. Холтус говорит, что они уже заняли все административные должности в Пидруиде, — таможенных инспекторов, клерков и все в таком роде, — а теперь ищут и находят работу здесь. Вот почему Холтус и кое-кто из архитекторов Тил-омона проектируют поселения для них внутри страны.
— Чтобы и духу их не было в прибрежных городах?
— Что? А… ну, я думаю, кое-кто из них все равно тут осядет. Никто не знает, сколько их будет, но, по-моему, в Нарабале вряд ли согласятся принять слишком много иммигрантов. Да и в Тил-омоне тоже…
— Понятно, — кивнула Тесме. — Ну, передавай всем привет, я пойду обратно. Надеюсь, ты хорошо проведешь время в Тил-омоне.
— Тесме, пожалуйста…
— Что — пожалуйста?
— Ты такая резкая, такая далекая и холодная! — печально сказала Мирифэйн. — Мы не виделись уже несколько месяцев, а ты с трудом выносишь мои расспросы и смотришь на меня с раздражением. Почему ты злишься, Тесме? Разве я тебя когда-нибудь обижала? Почему ты такая?
Тесме знала, что бесполезно снова все объяснять. Никто не понимал ее, и никогда не поймет, и прежде всего те, кто уверял, что любит ее.
— Мири, можешь назвать это запоздалым переходным возрастом, — ответила она, стараясь придать голосу как можно больше мягкости. — Вы все очень хорошо относитесь ко мне. Но у меня все шло через пень-колоду, и мне очень нужно было смыться. — Она легонько дотронулась пальцами до руки сестры. — Может, я еще как-нибудь загляну.
— Надеюсь.
— Только скоро не ждите. Передай всем привет от меня. — Тесме вышла из дома.
Она торопливо и настороженно шла по городу, боясь встретиться с матерью или с кем-нибудь из старых знакомых, особенно бывших любовников. Она украдкой оглядывалась, как воровка, и не раз, заметив кого-либо, с кем не хотела встречаться, быстро ныряла в ближайший переулок.
Разговора с сестрой оказалось более чем достаточно. Тесме не сознавала, насколько явно прорывается ее раздражение, пока Мирифэйн не сделала ей замечание. И Мири, конечно, была права. Тесме чувствовала, что остатки былой злости все еще кипят в ней. Эти люди, эти унылые маленькие людишки со своим ничтожным честолюбием, со своими маленькими страхами и маленькими предрассудками, бессмысленно проживающие день за днем, приводили ее в ярость. Они рассеялись по Маджипуру, распространились словно чума, участок за участком уничтожая не нанесенные на карту леса и загаживая необъятный океан, основывая грязные города среди удивительной красоты… Им даже в голову не приходило задаться какой-либо целью. Слепые, тупые, не способные рассуждать натуры — и это хуже всего. Никогда они не посмотрят на звезды и не зададутся вопросом: откуда взялось у обитателей Старой Земли стремление к освоению иных миров, что заставило их превращать тысячи захваченных планет в копии родного мира? Волнует ли хоть что-нибудь население Маджипура? Наверное, опустошенная, разграбленная и всеми забытая Старая Земля для них по-прежнему что-то значит. Хотя теперь она представляет собой не более чем пустую оболочку прежней планеты — разграбленной и всеми забытой. А Маджипур, несмотря на многие века обитания человечества, остается прекрасным. Но когда-то и Старая Земля наверняка была столь же великолепной. А Маджипур через пять тысяч лет превратится в ее отражение с раскинувшимися на сотни миль городами, проносящимися повсюду нескончаемыми потоками повозок и машин, перевозящих людей и товары, с грязью в реках, истребленными животными и несчастными, обманутыми меняющими форму, согнанными в какие-то отдаленные резервации, — со всеми старыми ошибками, перенесенными в девственный мир. Тесме это поражало до глубины души, заставляя кипеть от бешенства. Она никогда прежде не думала, что ее разлад с миром дошел до таких космических масштабов. Ей казалось, что все происходящее с нею является следствием неудач в любовных делах, расстроенных нервов, отсутствия каких-либо определенных целей, и вдруг оказалось, что ее яростная неудовлетворенность порождена несогласием со всем миром. Открытие ошеломило ее, но ярость продолжала разгораться. Ей хотелось спихнуть Нарабаль в глубины океана, но, к сожалению, это было не в ее силах — она не могла ничего изменить, не могла ни на мгновение приостановить распространение того, что здесь называли цивилизацией. Оставалось только удрать, вернуться в свои джунгли — к переплетающимся лианам, влажному сырому воздуху, к обитавшим на болотах пугливым животным, к хижине, к увечному гэйрогу, который тоже был частью затопляющего планету прилива. Но она станет заботиться о нем, даже лелеять, потому что остальным ее сородичам он мало сказать не нравился — они ненавидели его. Доброе отношение к нему еще больше увеличит пропасть между нею и ими. И главное — она ему нужна, а прежде она не была нужна никому.
Голова болела, мышцы лица свело от напряжения; Тесме шла сгорбившись, но ей почему-то казалось, что, расправив плечи, она словно бы признает свое поражение, вернется к той жизни, от которой отреклась. Она удирала прочь из Нарабаля так быстро, как только могла, но лишь спустя часа два, оставив далеко позади последние городские окраины и свернув на лесную тропку, почувствовала, что напряжение понемногу спадает. Она остановилась у знакомого озера и долго плавала в его прохладной глубине, чтобы очиститься от городской скверны, а затем, небрежно перекинув через плечо городскую одежду, зашагала нагишом через джунгли к хижине.
