Для нее было также до ужаса непривычно не видеть со всех сторон горы, как в Велатисе, угнездившемся на груди Гонгарского хребта, но сейчас она оказалась в широченной впадине, лежавшей между горами и отдаленной прибрежной полосой, и когда взглянула на запад, то увидела перед собой почти пугающую ничем не ограниченную перспективу, полого уходившую вниз, сливавшуюся с бесконечно далеким горизонтом. С другой стороны от дороги, на севере, вздымался казавшийся бесконечным Откос Велатиса, противоположная Велатису сторона горной цепи, но даже и горы здесь были незнакомыми: цельный монолитный мрачный вертикальный барьер, из которого лишь изредка торчали, грозя небесам, острые пики. Но, описывая направленную на север кривую, они в конечном счете выехали из впадины, и почва снова изменилась — они достигли верхнего конца ущелья Дюлорн. Здесь было много гипса, отчего холмистая низменность казалась белой, как будто покрытой изморозью. Камень выглядел жутковато: на изломе он показывал рисунок, очень похожий на паутину, и сверкал таинственным холодным блеском. В школе она узнала, что из этого минерала был построен весь город Дюлорн; ей показывали там картинки с изображением изящных шпилей, арок и прозрачных фасадов, сверкавших подобно холодному огню в дневном свете. Она всегда воспринимала это как легенду, наподобие сказок о Старой Земле, с которой, как считалось, некогда сорвались на поиски счастья люди, отдаленные предки ее соплеменников. Но однажды, в конце зимы, Иньянна увидела предместья настоящего Дюлорна и поняла, что легенда вовсе не плод воображения. Дюлорн оказался гораздо более красив и странен, чем она была способна вообразить. Он, казалось, сиял своим собственным внутренним светом, тогда как свет солнца, преломляемый, расщепляемый и отражаемый бесчисленными углами и изгибами высоких причудливых зданий, сияющими потоками затоплял улицы.
Так вот каков был этот город! Рядом с ним, думала Иньянна, Велатис следовало считать грязным болотом. Она могла бы остаться здесь на месяц, на год, навсегда и ходить из улицы в улицу, рассматривать башни и мосты, глядеть в витрины невероятных магазинов, ослеплявшие изысканными дорогими товарами, так не похожие на ее собственную жалкую лавчонку. Орды людей, покрытых чешуей, со змеиными языками — город принадлежал гэйрогам, миллионам квазирептилий, среди которых лишь изредка попадались представители иных рас, — перемещавшихся с такой целеустремленностью, занимаясь какими-то работами, незнакомыми простой горянке… светящиеся мигающие разноцветные рекламы знаменитого Непрерывного цирка Дюлорна… элегантные рестораны, гостиницы, парки — все это привело Иньянну в благоговейное оцепенение. Конечно же, на Маджипуре не могло быть ничего, что сравнилось бы с Дюлорном! И все же она не раз слышала, что Ни-мойя гораздо больше, а Сти, город на Замковой горе, больше их обоих; а ведь были еще и знаменитый Пилиплок, и порт Алаизор, и… множество, множество других городов!
Но она пробыла в Дюлорне всего полдня — пока из парящей лодки высаживались пассажиры, выгружался багаж, освободившиеся места занимали новые пассажиры, а машину проверяли перед выходом на следующий этап маршрута. Она не понимала толком, идет время или стоит. Днем позже, когда машина уже давно двигалась на восток через леса, раскинувшиеся между Дюлорном и Мазадоном, она обнаружила, что совершенно не уверена, видела ли она на самом деле Дюлорн, или он ей только пригрезился.
Ежедневно перед нею открывались новые чудеса — места, где воздух был фиолетовым, деревья величиной с целые холмы, чащи поющих папоротников… Затем на смену лесам пришла длинная череда унылых неразличимых городов — Кинтион, Мазадон, Тагобар и еще какие-то… Пассажиры выходили, на их места садились новые, водители сменялись через каждые девятьсот миль, и одна только Иньянна продолжала путь, огибая всю огромную страну и познавая мир. Глаза и мозги у нее уже затуманились и отказывались воспринимать то и дело появлявшиеся перед нею новые и новые картины. А вскоре ей предстояло увидеть гейзеры, и горячие озера, и прочие чудеса, порожденные подземным жаром; все это находилось подле Кинтора, крупнейшего из городов, расположенных в глубине континента, где Иньянне предстояло пересесть на судно и преодолеть последний отрезок своего пути в Ни-мойю по воде. Здесь с северо-запада тек Зимр, река огромная как море — не всегда можно было рассмотреть ее противоположный берег. В Велатисе Иньянна видела только быстрые и узкие горные речки и никак не могла предположить, что на свете может существовать такое гигантское плавно извивающееся темноводное чудовище, коим являлся Зимр.
И несколько недель грудь этого чудовища качала Иньянну, которая проплыла мимо Верфа, Стройна, Лагомандино и еще пятидесяти городов, названия которых она не слышала прежде и не стала пытаться запомнить теперь. Судно, на котором она плыла, стало всем ее миром. Климат в долине Зимра был очень мягким, сезоны сменялись почти незаметно; здесь легко можно было утратить ощущение хода времени. Можно было подумать, что стоит весна, хотя она знала, что на самом деле уже близится к концу лето, поскольку ее поездка тянется уже почти полгода. Возможно, путешествию вообще не суждено завершиться; возможно, теперь ее судьба заключалась в том, чтобы плыть по течению с места на место, не испытывая никаких чувств, нигде не причаливая к земле… Все шло своим чередом. Она начала забывать прежнюю себя. Где-то существовал принадлежавший когда-то ей магазин, где-то существовало большое состояние, которое будет принадлежать ей, где-то существовала молодая женщина по имени Иньянна Форлана, прибывшая из Велатиса… но, пока она плыла по бесконечному Маджипуру, все это утратило образы и превратилось в однообразное, бесформенное движение.
И вот в один прекрасный день в сотый раз на берегу Зимра — на обоих берегах — появился какой-то новый город, и пассажиры судна внезапно заволновались, кинулись к бортам и принялись вглядываться в туманную даль. Иньянна услышала возгласы: «Ни-мойя! Ни-мойя!» — и поняла, что ее путешествие подошло к концу, что ее странствия позади, что она прибыла в свой настоящий дом, чтобы обрести свои неотъемлемые права.
3
Она была достаточно разумна и сознавала, что пытаться понять Ни-мойю в первый же день столь же глупо, как и считать звезды. Это была столица, в двадцать, если не больше, раз превышавшая размерами Велатис, растянувшаяся на сотни миль по обоим берегам огромного Зимра, и — она ощущала это — можно было провести здесь всю жизнь и все равно продолжать путаться в улицах и площадях города-гиганта. Ну и прекрасно. Она не позволила себе ни благоговения, ни потрясения от огромности и чрезмерности всего, что видела вокруг. Ей предстояло одолевать этот город постепенно, шаг за шагом. И в этом спокойном решении было начало преобразования в истинную жительницу Ни-мойи.
Но все же первый шаг ей еще только предстояло сделать. Судно причалило к, как ей показалось, южному берегу Зимра. Вцепившись в свой чемоданчик, Иньянна переводила глаза с одного берега на другой, каждый раз изумляясь колоссальной массе воды — Зимр принимал здесь в себя сразу несколько крупнейших притоков и расширялся до неимоверной величины, — и видела города на каждом берегу. Который из них был Ни-мойей? Где располагаются представительства понтифексата? Как ей найти свои поместья и особняк? Светящиеся надписи указывали, откуда отправляются паромы, но их назначением были места, именовавшиеся Гимбелук и Истмой, Стрелейн и Стрэнд-Виста; Иньянна решила, что все это предместья. Зато о пароме в Ни-мойю нигде не было ни слова, так как все эти места и составляли Ни-мойю.
