— Покупайте за две, если найдете, — равнодушно ответил гэйрог.
Атейн нахмурился, потянулся, чтобы поставить бутылку назад на полку, споткнулся, взмахнул руками и повалил полряда фляжек. Гэйрог зашипел от гнева. Атейн начал хрипло, заплетающимся языком просить извинения, неуклюже попытался поставить бутылки на место и сбил еще несколько штук. Гэйрог с возмущенными воплями кинулся к витрине. Они с Атейном, мешая друг другу, принялись в четыре руки наводить порядок, и в тот же миг Иньянна засунула бутылку драконьего молока под тунику, отправила туда же бутылку пилиплокского золотого и, громко объявив: «Пойду, приценюсь у других», — вышла из лавки. Вот и все. Она заставила себя удержаться и не броситься бежать, хотя ее щеки пылали, и она была уверена, что все прохожие знают, что она воровка, и что другие лавочники этого ряда вот-вот кинутся за ней, и что обворованный гэйрог уже обнаружил пропажу и пустился в погоню. Но несмотря на все опасения, она спокойно дошла до угла, повернула налево, попала в ряд с косметикой и духами, прошла его насквозь и наконец добралась до ряда масла и сыра, где ее ожидала Лилойв.
— Забери их! — потребовала Иньянна. — Они прожгли дыры в моих сиськах.
— Хорошо сделано, — похвалила Лилойв. — Сегодня вечером мы выпьем золотого за тебя.
— А драконье молоко?
— Оставь его себе, — сказала Лилойв. — Выпьешь его с Калейном в ту ночь, когда он пригласит тебя поужинать в Ниссиморнском окоеме.
Половину той ночи Иньянна лежала с открытыми глазами, боясь уснуть, ибо со сном должны были прийти сновидения, а они наверняка принесут с собой наказание. Вино было выпито, но бутылка драконьего молока лежала у нее под подушкой, и она испытывала сильное, почти непреодолимое желание выскользнуть ночью и возвратить ее гэйрогу. В ее душе беспокойно шевелилась длиннющая — в столетия длиной — череда предков-лавочников. Воровка, думала она, воровка, воровка, я стала воровкой в Ни-мойе. Какое право было у меня брать все это? То же самое право, ответила она себе, по которому те двое украли мои двадцать реалов? Но какое отношение к этому имел гэйрог? Они обворовали меня, а я воспользуюсь их поступком для обоснования своего права украсть у него, а он украдет у кого-нибудь еще, то к чему же это приведет? Да разве может общество выдержать такое состояние? Прости меня, Повелительница, молча молила она. Король Снов истерзает мою душу. Но в конце концов она все же уснула — не могла же она бодрствовать вечно, — и сновидения, посетившие ее, говорили о красоте и величии; во сне ее душа, покинув тело, скользила низко над землей по прекрасным проспектам Ни-мойи, мимо Хрустального бульвара, Музея Миров, Паутинной галереи к Ниссиморнскому окоему, а там брат герцога взял ее под руку. Сновидение изумило ее, так как никоим образом не походило на сон-наказание. Где же мораль? Где нормы поведения? Это противоречило всему, во что она верила. Так, может быть, таково было ее жизненное предназначение — стать воровкой? Все, что происходило в течение минувшего года, постепенно подводило ее к этому. Стало быть, не исключено, что в том, чтобы она стала тем, кем стала, проявилась воля Божества. Иньянна улыбнулась в темноте. Какой цинизм! Но чему быть, того не миновать. Она не станет бороться с судьбой.
7
Она воровала часто, она воровала ловко. За первым заставившим ее пережить столько страхов упражнением в воровстве без всякого перерыва последовали новые и новые опыты. Она свободно бродила по Большому базару, иногда с сообщниками, иногда в одиночку, и хватала все, что подворачивалось под руку. Все получалось настолько легко, что, казалось, почти не походило на преступление. Базар всегда был переполнен; говорили, что число жителей Ни-мойи приближалось к тридцати миллионам, и казалось, что все они одновременно находились на базаре. По нему постоянно протекал мощный людской поток. Торговцы, измученные вопросами, спорами, посредниками, инспекторами, были невнимательны. Так что плавать по реке, состоявшей из существ множества различных рас, и хватать все, что плохо лежит, было совсем нетрудно.
Добыча в основном шла на продажу. Профессиональный вор имел право сохранять небольшую часть присвоенного для себя, так что почти все продукты употреблялись в пищу, но чуть ли не все остальное изначально предполагалось для немедленной перепродажи. Этим занимались главным образом хьорты, обитавшие вместе с семейством Агурмоля. Их было трое — Бийорк, Ханк и Мозинхунт, — и они являлись важной частью всеохватывающей системы сбыта краденого. Хьорты служили началом цепочки, по которой воровская добыча быстро уходила с базара в оптовую торговлю, где товары зачастую покупали те же самые торговцы, у которых они были украдены. Иньянна быстро усвоила, что пользуется спросом в торговле, а также ради чего не стоит утруждаться.
Поскольку Иньянна была новенькой в Ни-мойе, у нее поначалу все получалось довольно легко. Не все торговцы Большого базара были готовы спокойно мириться с существованием гильдии воров, и некоторые из них, знавшие в лицо Лилойв, Атейна, Сидоуна и других членов семейства, выставляли их из лавок, как только они появлялись там. Но молодой человек, называвшийся Кулибгаем, был еще неизвестен на базаре, так что Иньянна имела возможность обчистить почти бесконечное количество лавок в разных концах гигантского торжища, прежде чем жертвы запомнят ее облик.
Опасность при ее работе исходила не столько от торговцев, сколько от воров, принадлежавших к другим семействам. Они тоже не знали ее, а их наметанные взгляды выявляли новую воровку быстрее, чем она успевала заметить, что за ней наблюдают. Поэтому за первые десять дней Иньянну трижды останавливали воры из иных кланов. В первый раз она ужасно испугалась, почувствовав жесткую хватку чужой руки на своем запястье, но ей удалось сохранить спокойствие.
— Вы нарушаете конвенцию, — совершенно ровным голосом сказала она, твердо глядя в незнакомое лицо. — Я Кулибгай, брат Агурмоля.
Известие о появлении на базаре нового представителя уважаемого клана разнеслось молниеносно, и после третьего объяснения Иньянну никто больше не беспокоил. Зато отлавливать чужаков самостоятельно оказалось очень трудно. Сначала она не имела никакого представления о том, как отличить зарегистрированных воров от самодеятельных, и опасалась схватить за руку представителя одного из тех родов, которые промышляли на базаре еще со времен лорда Кинникена. Прошло всего несколько дней, и она научилась безошибочно замечать действия воров, но если рядом с нею не было никого из ветеранов клана Агурмоля, с которым она могла бы посоветоваться, то она не предпринимала никаких действий. Мало-помалу она запомнила многих представителей гильдии, относившихся к другим семействам, но все же почти каждый день замечала какую-нибудь незнакомую фигуру, подозрительно перебиравшую товары на прилавках, и наконец, прожив на базаре несколько недель, почувствовала, что пора действовать. Если она наткнется на законного вора, то всегда сможет попросить прощения; но суть системы заключалась в том, что местные воры были не только ворами, но и полицейскими, и она четко понимала, что не справляется со второй частью своих обязанностей.
Первой ее жертвой оказалась какая-то грязная девчонка, пытавшаяся украсть овощи; Иньянна едва успела произнести несколько слов, как девчонка бросила свою жалкую добычу и в страхе пустилась бежать. Следующий оказался ветераном гильдии, к тому же отдаленно связанным с Агурмолем, — он дружелюбно объяснил Иньянне ее ошибку. А третий пойманный, промышлявший незаконно, но не испугавшийся, осыпал Иньянну градом проклятий и угроз. В ответ на это Иньянна совершенно спокойно соврала, что за ними сейчас наблюдают еще семеро воров из гильдии, которые немедленно вмешаются в случае малейшего осложнения. После этого она уже не чувствовала никакой растерянности и действовала свободно и уверенно всякий раз, когда считала это необходимым.
