— Уверяю вас, госпожа, мы всего лишь честные торговцы, — дрожа всем телом, проговорил коротышка.
— Вы всего лишь неисправимые негодяи, — отрезала Иньянна. — Попробуйте-ка только отрицать это, и я позабочусь о том, чтобы вас отправили на каторгу в Сувраэль!
— Госпожа…
— Говорите правду! — потребовала Иньянна.
— Мы признаем свою вину, — стуча зубами, ответил длинный. — Но это было давно. Если мы причинили вам ущерб, то мы готовы все полностью возместить.
— Причинили мне ущерб? — Иньянна громко рассмеялась. — Наоборот, вы оказали мне самую большую из всех возможных услуг. Лично я испытываю к вам только благодарность. Знайте, что я была Иньянной Форланой, мелкой лавочницей из Велатиса, у которой вы обманом выманили двадцать реалов, а теперь я госпожа Иньянна Нимойская, владелица Ниссиморнского окоема. И так получилось потому, что Божество защищает слабых и обращает зло в добро. — Она подозвала стражников галереи. — Передайте этих двоих имперским прокторам и скажите, что я смогу позднее предъявить доказательства их виновности, но сейчас прошу для них милосердного наказания: трехмесячных исправительных работ на строительстве дорог или чего-нибудь в этом роде. А потом, думаю, мне следует взять вас обоих к себе на службу. Вы никчемные жулики, но не дураки, так что лучше держать вас под рукой и следить за вами, чем отпустить на свободу и позволить снова обирать неосторожных простаков. — Она махнула рукой, и мошенников увели.
Иньянна повернулась к хозяину магазина.
— Сожалею, что пришлось отвлечься, — сказала она, как будто ничего не произошло. — Вернемся к нашим делам. Вы говорите, что эти резные медальоны с эмблемами города стоят по двенадцать реалов за штуку… А что вы скажете о тридцати реалах за все три и, пожалуй, еще и этого маленького резного билантуна в придачу…
ВОРИАКС И ВАЛЕНТИН
Из всех судеб, к которым Хиссуну удалось прикоснуться в Регистре памяти душ, судьба Иньянны Форланы является, пожалуй, самой близкой его сердцу. Частично потому, что эта женщина жила в совсем недавние времена, может быть жива до сих пор, и потому мир, в котором она обитала, кажется ему не столь чуждым, как миры живописца, или капитана, или Тесме из Нарабаля. Но главная причина, по которой Хиссун чувствует внутреннее родство с бывшей лавочницей из Велатиса, — то, что она начала фактически почти с нуля, лишилась даже того немного, что у нее было, и все же, невзирая ни на что, смогла достичь власти, величия и, подозревает Хиссун, меры в достигнутом. Он понимает, что Божество помогает тем, кто сам прилагает силы для своего спасения, и Иньянна кажется ему очень похожей на него самого в этом смысле. Конечно, ей сопутствовала удача — она в нужный момент попалась на глаза нужным людям, ей помогли в труднейший период ее путешествия — но разве человек не кует свое счастье собственноручно? Хиссун, оказавшийся в нужном месте, когда несколько лет назад — как давно! — лорд Валентин в своих странствиях добрался до Лабиринта, верит в это. Он задумывается, какие еще неожиданности и чудеса приготовила для него судьба и как он может своими силами повлиять на нее, чтобы достичь чего-нибудь получше, чем секретарская работа в Лабиринте, которая так долго была его уделом. Ему уже почти восемнадцать, и он считает, что слишком стар для того, чтобы начать дорогу к величию. Но он тут же напоминает себе, что Иньянна в его возрасте торговала глиняными горшками и разматывала отрезы ткани в захудалой лавчонке на захудалой окраине захудалого Велатиса, а потом унаследовала Ниссиморнский окоем. Он не знает, что его может ожидать в будущем. Но все же лорд Валентин может в любой момент послать за ним — лорд Валентин прибыл в Лабиринт уже неделю назад и поселился в роскошных палатах, которые держат специально для тех случаев, когда корональ посещает резиденцию понтифекса, — лорд Валентин может вызвать его к себе и сказать: «Хиссун, ты достаточно прослужил в этой душной дыре. А с сегодняшнего дня ты будешь жить рядом со мной, в Горном замке!»
Да, в любой момент. Но Хиссун не получил никаких посланий от короналя и не надеется получить их в будущем. Это милая фантазия, но он не станет терзать себя несбыточными надеждами. Он продолжает заниматься своей постылой работой и вновь переживает в это время все то, что узнал в Регистре памяти душ. Спустя всего лишь день или два после погружения в жизнь воровки из Ни-мойи, он возвращается в Регистр и с самой величайшей смелостью, которую ему когда-либо приходилось проявлять, запрашивает каталог архива, есть ли там запись души лорда Валентина. Он знает, что это наглость, что он рискованно испытывает судьбу; Хиссун не удивится, если вокруг замигают огни, зазвенят звонки и в комнатку влетят вооруженные охранники, чтобы схватить зарвавшегося молодого выскочку, который, не имея на то ни малейшего права, пытается проникать в мысли и душу самого короналя. Его гораздо больше удивляет то, что следует за его нахальным запросом: машина просто сообщает ему, что единственная доступная запись лорда Валентина сделана давно, еще в пору его ранней молодости. Хиссун, ощущая себя полным бесстыдником, тем не менее без колебаний набирает код на клавиатуре.
Они были очень похожи, эти двое молодых людей — черноволосые, чернобородые, высокие и крепкие, с темными блестящими глазами, широкими плечами и легким налетом властности во взоре, — так что любой сразу угадал бы, что перед ним братья. Но была между ними и разница. Один был уже мужчиной, а другой в значительной степени еще оставался юношей, и это было видно не только по более редкой недавно отпущенной бороде и гладкой коже лица, но и по теплому, веселому и даже игривому взгляду. Старший был более серьезным, более строгим на вид, более властным, как будто на нем лежали какие-то важнейшие обязанности, оставившие свою метку. И это впечатление было в общем-то верным, ибо он был Вориаксом Халанкским, старшим сыном Верховного канцлера Дамиандейна, и с его малых лет на Замковой горе говорили, что когда-нибудь он наверняка станет короналем.
Конечно, были и такие, кто говорил то же самое про его младшего брата Валентина — что он прекрасный многообещающий юноша, имеющий все задатки для того, чтобы стать правителем. Но Валентин не питал никаких иллюзий по поводу таких комплиментов. Вориакс был старше на восемь лет, и вне всякого сомнения, если кому-то из них и было суждено обосноваться в Замке, эта честь должна была принадлежать Вориаксу. Конечно, и Вориакс не имел никаких гарантий насчет своей избранности в качестве наследника престола; это было лишь распространенное убеждение. Дамиандейн, их отец, был одним из ближайших советников лорда Тиевераса, и в то время его тоже считали более чем вероятным кандидатом на престол короналя. Но лорд Тиеверас, став понтифексом, спустился с Горы в город Бомбифэйл и назвал своим преемником Малибора. Никто этого совершенно не ожидал, поскольку Малибор был обыкновенным губернатором провинции, человеком с грубыми манерами и куда больше интересовался охотой и спортом, чем проблемами управления. Валентин тогда еще не появился на свет, но Вориакс сказал ему, что их отец ни разу ни словом не выдал своего разочарования или недовольства тем, что трон достался другому. Это, возможно, служило наилучшим доказательством того, что он был его достоин.
