— Э…
— Ну, это я про кусты. Полез — теперь сиди, пока не кончится все. Он тебя до поры до времени не пустит. А дергаться начнешь — тут и гиблый корень в дело пойдет. Без толку, да…
— Не пойму я, про кого ты тут толкуешь, — задумчиво сказал Гвирнус.
— Да про лес! Про лес же! Что, не наступил еще?
— На корень, что ли?
— На него, братец, на него.
— Нет тут никаких корней.
— Нет, значит, будут. Ну пока. Пошел я.
— Стой! Погоди, ты куда?
— Нога-то не болит? — Голос Вурдика донесся откуда-то издалека.
«Болит, — внезапно обожгло Гвирнуса, — еще как!»
Он попробовал шагнуть вслед за повелителем, но тут же, охнув, осел в мокрую траву. Правая нога быстро немела. Да и левая чувствовала себя немногим лучше. Гвирнус торопливо стащил с правой порванный сапог и принялся растирать потерявшую чувствительность кожу. В голове будто молот стучало: «Поздно. Теперь уж надолго. Накликал, подлец!»
И еще:
«А может, и не было никакого Вурдика? Может, я того, раньше наступил? И не заметил? Бывает же такое, а?»
Дождь кончился.
4
Ах как сладко спалось!
Будто и не было волнений последних дней, будто и не было боли, страха, злобствующих охотников, пожара, ночного пришествия… вурди.
Тучи над лесом рассеялись. Выбравшись на волю, солнце жарило с прежней силой, спеша стереть следы недавно прошедшего ливня. Тысячи запахов, тысячи птичьих трелей наполнили лес. Закружились над поляной разноцветные бабочки. Заметались меж поднявших желтые головки цветов кашлюна длинные тельца стрекоз.
Ай-я спала.
Она не видела снов. Она не чувствовала влаги напоенной дождем земли. Не ощущала жара послеполуденного солнца. Рыжая лиса, перебегая через поляну, остановилась рядом, осторожно обнюхала спящую. Та не шевелилась, и лиса позволила себе лизнуть ее влажный от пота живот.
— Щекотно, — пробормотала во сне Ай-я.
Лиса настороженно замерла, а затем неторопливо продолжила путь, лишь ненадолго задержавшись у мертвых тел Плешивого и Питера. Она обнюхала и их и, махнув пушистым хвостом, скрылась в лесу.
Ах как сладко спалось!
Ай-я проснулась оттого, что кто-то ходил по поляне и громко шмыгал носом. У мужа ее не было такой привычки. К тому же в лесу Гвирнус ходил тихо. Очень тихо. Это в хижине, да, он цеплял сапогами ножки табуретов, натыкался на полки, ронял посуду. А в лесу… Мало кто умел ходить так бесшумно, как он.
Тот же, кто бродил сейчас по поляне, шумел почище ведмедя.
Это немного успокоило Ай-ю. «Значит, не охотники. Хватит уж». Достаточно и тех, чьи тела лежали где-то неподалеку. «Но тогда кто? И почему молчит Гвирнус?»
Еще не проснувшись окончательно (мысли были наполнены дремой, тягучи, как лесной мед), она вспомнила о ребенке, и горячая волна пробежала по всему телу от кончиков ног до слегка побаливающих после кормления сосков.
«Мой… — мелькнуло в голове. И еще: — Что-то уж больно тих. Спит?»
«Не отдам», — мысленно сказала Ай-я бродившему по поляне неизвестному существу. Впрочем, она была уверена, что это человек.
Вел себя незнакомец достаточно безобидно (Ай-я была осторожной женщиной и потому решила не показывать вида, что проснулась). Она лежала не шевелясь и слушала, как неизвестный бродит по поляне, кряхтит, шаркает ногами и бормочет что-то нечленораздельное. Сначала он бродил вдалеке, почти у самого гуртника, куда ушел за Хромоножкой Гвирнус. («Может, это и есть Хромоножка, — подумала Ай-я, но тут же решила: — Не он. И шаги другие. И не кряхтит он так. В носу копается, да. Бормочет тоже. Но не так. Не так»). Потом незнакомец подошел к мертвым телам, и до Ай-и донеслось:
— Э-хе-хе!
Некоторое время он стоял не двигаясь. Только громко сопел и противно причмокивал губами, снова и снова вздыхая:
— Э-хе-хе!
Затем шаги неторопливо направились к Ай-е.
«Не отдам», — снова подумала женщина, мысленно готовясь к схватке, но в то же время чувствуя, что ни в том, как вздыхал, ни в том, как шмыгал носом незнакомец, нет ничего угрожающего. Ни для нее. Ни для ребенка. Напротив, шмыганье было вполне доброжелательным, и она подумала, что тот, кто решится напасть на спящего, вряд ли будет так шумно себя вести.
«Кто же это?»
Ай-ю прямо-таки распирало от любопытства. И когда существо подошло совсем уже близко, так, что было слышно даже его торопливое дыхание, женщина открыла глаза.
— Кхе! Кхе! — раздалось прямо над ухом.
Перед ней стоял человек, и его присутствие здесь весьма походило на сон.
Вернее, не человек даже, а скорее человечек, потому что росту он был, вероятно, аж на голову ниже Ай-и, да к тому же и деревянные туфли его были на высоких (очень высоких) каблуках.
Где-то она его уже видела.
Где?
Ну да. Тот самый. Маленький. С плаксивым лицом («Кого родишь-то? Вурденыша?»). Помнится, она приняла его за Гвирнуса. Помнится, тогда он смешно стоял на корточках («Какой же я страшный? Смотри»). Помнится, тогда она подумала, что это всего-навсего сон.
Может, и сейчас?..
— Кхе! Кхе! — снова сказал человечек (от удивления Ай-я забыла о ребенке. Впрочем, он спал, а опасности Ай-я не чувствовала).
— Кхе! Кхе! — Человечек явно ожидал, что женщина заговорит первой. Но Ай-я будто воды в рот набрала.
— Ну вот, — обиженно сказал он.
Это был не сон.
Перед ней стоял маленький пожилой мальчик с красным лицом и реденькой рыжей бороденкой (странно, но там, в хижине, Ай-я не приметила у него бороды), обрамлявшей тонкие, обиженно выгнутые губы. Тело его прикрывали невообразимые разноцветные лохмотья; там и сям зияли отвратительные (с точки зрения любой женщины) дырки. И только деревянные туфли выглядели как новенькие. Человечек заметил произведенный Ай-ей беглый осмотр его внешности, насупился и сказал:
— Кхе! Кхе! Что поделать, поизносился малость. Штопать некому. Стирать некому. Плохи мои дела. — В глазах его заблестели слезы.
«Того и гляди расплачется», — подумала Ай-я.
— А я-то что? Безобидный я. Вурдик я, — сказал человечек и в самом деле чуть не плача.
— Вурдик? — От удивления Ай-я забыла об осторожности. Впрочем, она давно о ней забыла — лежала голая невесть перед кем. Ох досталось бы ей, попади она на глаза Гвирнусу. Ай-я приподнялась на локте, но незнакомец тут же остановил ее:
— Лежи уж. — Он наклонился к ней, провел рукой перед глазами Ай-и. Несколько раз щелкнул пальцами, и женщина вдруг почувствовала, как удивление пропало, остался лишенный всяких эмоций вопрос:
