«Ладно, после покажу, — внезапно решил охотник, — не до девчонки ей сейчас».
Тогда же, таща девчонку домой, он даже не подумал об Ай-е.
Не подумал и о другом.
2
«А зря! — теперь мелькнуло в голове охотника, и холодная змея свернулась у него на груди. — Оставил Таисью одну. А эта… Хоть и маленькая, а вдруг…»
«Вурди меня сожри!» — выругался Тисс, толкнув входную дверь и внезапно ощутив острую ненависть к себе. Ладно — Таисья хоть баба, глупая она. Обрадовалась как дура. Это ничего, мол, что рычит. Хоть такое, а дитя. Спасибо тебе, Тисс. Поцеловала даже. В щеку чмокнула. Глупая. А он-то, он! Нет чтобы за женой да за этой, первое дело, приглядеть — вот ведь тоже дурень, праздник, мол, и из дома. Маску еще нацепил. Каждому встречному-поперечному про девчонку болтал. Это-то как раз пустяки. Может, и к лучшему оно. А вот Таисья… не случилось бы чего…
В доме было тихо.
В сенях остро пахло кроличьим пометом, однако сами кролики притихли. «Спят», — решил охотник, прислушиваясь к тому, что происходит на теплой половине, — нет, такая же тишина.
Хотя с чего бы это? Праздник как-никак. Таисье самое время у печи колдовать…
Охотник поежился, зло швырнул маску в темный угол.
А вдруг?..
Вурди не вурди, а что-то волчье, теперь явственно припоминал охотник, в девчонке было.
Уж слишком странно вела себя эта кусачая девчонка.
Даже будучи завернутой в полушубок, не оставляла она своих попыток выбраться на волю — хотя, казалось бы, зачем? Чтобы замерзнуть где-нибудь под ветхой изгородью? В лесу? Под елью? Или еще невесть где?
— Эй, Таисья! — Дверь на теплую половину почему-то не открывалась, и Тисс наддал плечом посильней. — Ты чего это заперлась?
Тишина.
Дверь была заперта изнутри.
Не к месту вспомнились рассказы про Керка. Как не мог он войти в свой дом. Как потом бегал вокруг избы. Как заглянул после в окно. Как сделался (чего только не набрешут) даже не бледным, а каким-то зеленым с лица… Вспомнился и рассказ Таисьи о таинственных звуках в сарае… Жаль, что в те дни он был на охоте. Уж он-то не побоялся бы, вошел. Может, и уцелела бы свинья…
Хотя при чем тут свинья?
— Тай? — встревоженно сказал охотник. — Открой, дура! Дверь ведь вышибу — сама потом ругаться будешь. Эй! — Наддал еще посильней, и дверь неожиданно отворилась, — потеряв равновесие, охотник чуть не упал; ввалился внутрь, быстро оглядел комнату… Уставился на лежащую без движения на лежанке жену. Потом на забившегося под стол и глядящего на него оттуда горящими глазенками ребенка… Снова на жену — ее рука свешивалась с лежанки, и Тисс отчетливо видел, что она расцарапана до крови и кровь до сих пор сбегает на дощатый пол… Опять на девочку… Жену… Наконец, опомнившись, он бросился к ней, схватил руку, прижал к своему лицу… рука неожиданно вздрогнула и крепко ухватилась острыми ногтями за его щеку.
— Что ты делаешь! Больно! Эй!
Потянула лицо охотника на себя…
И… он уже видел ее смеющиеся радостные глаза, чуть приоткрытый рот, игриво высунувшийся язычок…
— Пришел, дурень. Вишь какую поймал… Что испугался? Исцарапала всю. Моя нынче очередь… Пугать-то. Не все тебе… Ну, целуй, дурень, целуй.
— Тай, а как же она? — Охотник попытался вырвать щеку из цепких пальцев жены, но женщина не пускала, все больней впиваясь ногтями в обветренную кожу.
— Она? А что она? У-у! Какое у тебя лицо!
— Испугался, дура! За тебя же…
— Ну же, целуй!
— Погоди, — сказал охотник, — осторожней! Ты и меня исцарапаешь всего!
— Ну и что?
— Как это «что»?! — возмутился охотник, не слишком, впрочем, противясь желаниям жены, склоняясь все ближе к таким теплым, таким манящим губам.
— Целуй! — прошептала Таисья ему в лицо. Тисс осторожно коснулся ее губ.
— Фу, противный! Сам-то лезешь небось!
— Ты какая-то…
— Какая? — смеясь, прервала она его.
— Ну раньше ты никогда…
Тисс не договорил. Ему вдруг захотелось обернуться, чтобы увидеть то, что творится за его спиной. Вроде какое-то движение. Тихое, будто мышь прошмыгнула. А все-таки не мышь. Вот. Опять. Вроде как ближе. Охотник вздрогнул. Снова попытался вырваться из объятий жены.
Та глупо хихикнула:
— Не пущу!
— Погоди. Она смотрит.
— Девчонка?
— Да.
— Все смотрят. На повелителей ты внимания не обращал!
— Она привязана?
— Да она у кого-то уже была… Привязана. Ты что, не заметил?
— Заметил, — проворчал Тисс, пытаясь избежать тянущихся к нему жениных губ. Нет, не вела она себя так. С тех самых пор, как начала кашлять. Там. В старом Поселке. — Ты ее отвязала?
— А зачем ты ее привязывал?
— Она ж дикая совсем.
— Она хорошая. Сам же ее привел…
— Привел. Только мне как-то не по себе… И ты…
— Тсс! — Она прижалась к его губам. Губы были сухие и горячие, они обжигали; Тисс невольно поддался их жару, какое-то время они молча боролись языками, бодаясь ими, как молодые бычки. Руки Таисьи тем временем по-прежнему цепко держали его голову, а ноги… Ноги внезапно обвились вокруг так и не снятого полушубка охотника, при этом задирая влажные от растаявшего снега полы одежды… Вот ее влажный язычок наконец протолкнулся ему в рот… «Ишь ты! Какая!» Он вытолкнул его наружу, стиснул зубы. Чуть отстранился, глядя в ее раскрасневшееся, округлое лицо. Перевел взгляд на полную шею. На выпроставшуюся из-под одеяла грудь. Влажные соски чуть подпрыгивали в такт ее горячему дыханию…
— Ты голая? Среди бела дня? Тай, что с тобой?
— Со мной?!
— Ну да.
— Ничего. Это ты какой-то странный…
— Я?! — возмутился охотник, и снова волна какого-то необъяснимого страха захлестнула его с головы до пят. — Отпусти! — Он грубо рванулся, чувствуя, как ногти жены оставляют на его щеках кровавые борозды, а обвившиеся вкруг туловища ноги напряглись. — Слышишь, отпусти!
— Как бы не так! — Она коротко хохотнула и, вильнув бедрами, швырнула тело охотника на лежанку. Потеряв равновесие, он плюхнулся на жену, при этом голова его больно ударилась о женин лоб.
Она будто не чувствовала боли.
Из глаз же охотника посыпались искры.
— Чтоб тебя! — выругался Тисс, чувствуя, как горят расцарапанные щеки, как наконец отпустившие их пальцы теперь торопливо дергают тесьму на штанах…
— Я же в полушубке, жарко ведь, — взмолился было он, неловко барахтаясь на полном, мягком теле, стараясь не сделать ему больно и в то же время выбраться, выкарабкаться, пока не поздно; почему это поздно, разве может быть поздно, когда…
