– Ксавьер, мать честная! Ты хоть представляешь, сколько это стоит?
– Ну, побудем немножко подольше в долгах. Подумаешь, горе.
– Но это вам не поможет, – подал голос Клок. – Мы еще здесь. Вы никак не сможете повредить нам, не повредив и себе. Не думайте о разгерметизации или о маневрах при большом ускорении. Это не сработает. Ваша проблема за эти пять минут не исчезла. Скорее, наоборот.
– Угу, – добавил Пинк. – Вы только что начисто отбили желание обращаться с вами вежливо.
– А вы только что хотели разодрать ее мозги, чтобы добраться до воспоминаний! – рявкнул Ксавьер. – Такая у вас вежливость? Суньте-ка ее себе туда, где солнце не светит!
Полусобранный трал, выпущенный свиньей из рук при рывке корабля, плыл по каюте.
– Вы бы ничего не узнали, – сказала Антуанетта. – Я в самом деле не знаю, что затевал Клавэйн. Наверное, я объяснила не слишком доходчиво.
– Мистер Пинк, возьмите трал! – приказал Клок.
Свинья не двинулся, свирепо глядя на напарника, пока тот не повторил раздельно и с нажимом:
– Мистер Пинк, пожалуйста!
– Да, мистер Клок, – ответил свинья, и в голосе отчетливо послышалась насмешка.
Пинк завозился с креплениями ремней, почти уже расстегнул – и корабль снова рванулся вперед. Свободно плывший по каюте трал врезался в стену, рассыпался на дюжину сверкающих кусочков.
Антуанетта подумала, что уж этого Ксавьер точно не мог запрограммировать.
– Умно, – отметил Клок. – Но не совсем. Значит, придется добиваться правды другими средствами.
Корабль шел с постоянной тягой, но в тишине, и Антуанетта забеспокоилась. Химические двигатели шумят, их вибрация передается через корпус и отчетливо слышится даже в вакууме. Ионные движки почти не звучат, но они не способны дать такое ускорение. Лишь токамак, чью плазму удерживают мощные магнитные поля, работает беззвучно и может создать нынешнюю тягу.
Боже, «Буревестник» идет на термоядерном двигателе!
Вашу мать…
Использование термоядерного двигателя в пределах Ржавого Пояса автоматически влекло смертный приговор. Даже атомные движки запрещалось включать вблизи Ржавого Пояса под угрозой чудовищных штрафов. Заплатив такой, уж точно никогда не выйдешь в космос – не на чем будет выходить. А выхлоп термоядерного реактора – опаснейшее оружие. Направь не туда – и он за секунды разорвет «карусель».
– Ксавьер, немедленно переключись на химические двигатели!
– Прости, Антуанетта, но я решил, что так будет лучше.
– Решил, да? Долго думал?
– Ты же знаешь меня: если что, я суну голову в петлю. Послушай, мы здесь заложники. Это полностью меняет правила. Сейчас мы сами приглашаем полицию в гости. Я просто машу белым флагом: хватайте нас поскорей!
– Ксав, идея гениальная, но…
– Никаких «но». Все получится. Они увидят, что мы специально направляем пламя в сторону, чтобы не задеть спутники. Больше того, наш выхлоп модуляцией интенсивности изображает сигнал бедствия, хотя человеческий глаз этого и не различит – слишком высока скорость передачи.
– Так и копы его не заметят.
– Ну да, но потом можно будет проверить, доказать. Важно именно это. Они убедятся, что я пытался звать на помощь.
– Восхищен вашим оптимизмом, – заметил Клок. – Но суда вы не дождетесь. Нас попросту взорвут за нарушение конвенции.
– Он прав, – подтвердил мистер Пинк. – Хотите жить, так поворачивайте и плетитесь на химии назад к «карусели».
– Назад? Чтобы вы обтяпали свое дельце?
– Мистер Лиу, иначе вы просто умрете.
Ксавьер расстегнул ремни и встал.
– Эй, вы, – сказал, ткнув в сторону незваных гостей пальцем, – лучше сидите и не рыпайтесь. Целее будете.
– А как насчет меня? – спросила Антуанетта.
– Сиди на месте. Так безопаснее. Я вернусь через минуту.
Оставалось только довериться ему. Он один знал детали программы, загруженной в Зверя, и Антуанетта, покинув кресло, могла бы покалечиться при внезапном маневре корабля. Конечно, после она выскажет Ксавьеру, что думает об установке всяких «аварийных программ» на корабле без ее ведома. Но пока надо отдать ему должное – управляет ситуацией он, а не бандиты. Ксавьер ушел в рубку.
Антуанетта свирепо зыркнула на Клока:
– Знаете, Клавэйн мне понравился намного больше вас.
Ксавьер заперся в рубке и сел в пилотское кресло. Дисплеи на панели управления оставались в диагностическом режиме – странно для корабля, уже вышедшего в открытый космос и разгоняющегося. С полминуты он восстанавливал обычные режимы работы, переводя системы «Буревестника» в полетное состояние. Немедленно завыл металлический безжизненный голос, заклиная выключить термоядерную тягу, поскольку, по данным самое малое восьми маяков, корабль еще находился в зоне Ржавого Пояса и потому нельзя использовать ничего мощнее химических двигателей…
– Зверь? – прошептал Ксавьер. – Ты уж лучше выключи тягу. Нас точно заметили, я уверен.
Зверь не ответил.
– Эй, теперь уже безопасно. Антуанетта в каюте, вместе с двумя этими придурками. Она сюда не зайдет.
Наконец Зверь заговорил, и его голос звучал гораздо ниже и мягче, чем при общении с Антуанеттой.
– Надеюсь, мы поступили правильно.
По кораблю прокатился рокот – токамак выключился, его сменил атомный двигатель. «Буревестник» находился всего лишь в полусотне километров от «карусели» Новый Копенгаген. А это значило, что даже атомные двигатели – злостное нарушение списка правил в руку длиной. Но Ксавьер еще хотел привлечь внимание.
– Я тоже надеюсь. Скоро мы это узнаем.
– Думаю, пора разгерметизироваться. Ты можешь надеть на Антуанетту скафандр так, чтобы гости не учинили неприятностей?
– Это сложно. Я и так боюсь за нее. Не знаю, когда они рискнут вылезти из кресел. Хотя могу попробовать – завести их в одну каюту, ее в другую.
– Я могу устроить частичную разгерметизацию. Но раньше никогда такого не делал, поэтому не знаю, получится ли с первого раза.
– Может, и не понадобится, если костоломы из конвенции скоро доберутся сюда.
– Так или иначе, а я тебе не завидую.
Ксавьер хорошо разбирался в интонациях Зверя.
– Имеешь в виду Антуанетту?
– У нее будет к тебе парочка вопросов, на которые крайне трудно ответить.
Парень уныло кивнул. Уж об этом можно было и не напоминать.
– Думаешь, она догадалась про тебя? Клавэйн точно заподозрил неладное, но он старик умный, Антуанетту расспрашивать не стал.
– Раньше или позже ей пришлось бы узнать. Джон не собирался скрывать от нее правду всю жизнь.
