– Нет, корабль, я об этом не думала. – Против воли Антуанетта улыбнулась.
– И уже совсем последнее: для меня было честью и радостью служить вам. И я этим горжусь. А теперь, пожалуйста, найдите себе другой корабль, больше и лучше, и станьте его капитаном. Уверен, вы отлично справитесь!
Антуанетта поднялась:
– Я постараюсь. Обещаю.
У дверей она задержалась. Оглянулась:
– Прощай, Лайл.
– Прощайте, юная леди.
Глава 40
Его выдернули из разверстого чрева анабиозной капсулы. Ощущение было такое, словно он тонул в лютый мороз и спасся по счастливой случайности.
Лица собравшихся вокруг были различимы, но узнать их удалось не сразу. Кто-то набросил на узкие стариковские плечи термоодеяло. Люди смотрели и не пытались заговорить, понимая, что ему не хочется выяснять у них ситуацию, он предпочитает сориентироваться самостоятельно.
Клавэйн несколько минут просидел на краю капсулы, пока не набрался сил, чтобы встать и проковылять через комнату. В последний момент споткнулся, но сумел восстановить равновесие и даже сделать это движение – будто и хотел опереться о раму иллюминатора. За стеклом – мгла. И отражение изможденного лица, кажущегося безглазым. В глубоких глазницах лежит черная тень.
Внезапно нахлынули воспоминания. Он здесь уже был, видел отражение своего лица, похожего на посмертную маску. Клавэйн подергал неподатливую память, уцепился за краешек чего-то яркого, потянул.
Да, это была отчаянная попытка договориться в последний момент. Шаттл шел к поверхности Марса. Впереди – неминуемая встреча и противостояние со старым врагом и другом, с Галианой. И ведь вспомнилось теперь, спустя четыреста лет: он и тогда ощущал себя слишком старым для роли, которая ему досталась. Если бы хоть мельком увидел будущее, рассмеялся бы – или сошел с ума. Казалось, жизнь кончается, а на самом деле то был лишь момент самого ее начала, теперь почти неотличимый от воспоминаний детства.
Старик посмотрел на людей, на потолок.
– Выключите свет, – посоветовал кто-то.
Отражение исчезло. Теперь за стеклом виднелась не только чернота, но и россыпь звезд, будто подогнанных друг к другу, умещенных в одну небесную полусферу. Красные, голубые, золотые, льдисто-белые. Некоторые гораздо ярче прочих, и созвездия незнакомые. Такое скопление звезд, выдавленных в один сектор неба, означало, что звездолет идет с релятивистской скоростью, причем близкой к скорости света.
Клавэйн повернулся к группке людей, собравшихся в комнате:
– Был ли бой?
За всех ответила бледная женщина с темными волосами:
– Да, Клавэйн. – Говорила она оживленно, но без уверенности в голосе. – Бой уже позади. Мы атаковали три сочленительских корабля. Один уничтожили, два повредили.
– Всего лишь повредили?
– Были погрешности в моделировании, – ответила женщина.
Она подошла и сунула под нос Клавэйну колбу с коричневой жидкостью. Старик всмотрелся в лицо и волосы женщины. Прическа, мимика казались знакомыми. От них оживали старые воспоминания, те же, что проснулись, когда он увидел собственное отражение.
– Выпей-ка. Это из запасов Илиа Вольевой. Отличная штука, очень полезная.
Клавэйн взял колбу, понюхал. Ожидал чай, а пахло шоколадом. Глотнул.
– Спасибо! Вы уж извините, но можно узнать ваше имя?
– Пожалуйста. Я Фелка. Ты меня очень хорошо знаешь.
Он пожал плечами:
– В самом деле, вы кажетесь знакомой…
– Пей, тебе это нужно.
Память возвращалась обрывками. Так в городе зажигается свет после блэкаута: квартал за кварталом, мерцая и тускнея, пока не наладится нормальная работа энергосистемы. Даже когда старик почувствовал себя вполне сносно, его подвергли ряду процедур, для разных функций мозга. И каждая проводилась тщательнее предыдущей, дозы лекарств и сроки воздействия были отмерены строже. Клавэйн терпел, стиснув зубы, хотя и злился чрезвычайно. Под конец решил, что в жизни больше не станет пить какао.
Спустя несколько часов после пробуждения его мозг сочли восстановившимся в должной мере. Правда, не все помнилось ясно, но врачи объяснили: после выхода из анабиоза частичная амнезия – обычное явление. Скоро все пройдет.
На старика надели жилет с легким биомонитором, снабдили тощим пружинистым роботом и сказали, что можно ходить где угодно.
– Интересно, зачем меня разбудили, – проговорил Клавэйн.
– Об этом потом, – произнес Скорпион, очевидно командовавший на корабле. – Особой спешки нет.
– Правильно ли я догадываюсь: назрело важное решение и принять его должен я?
Он посмотрел на девушку по имени Антуанетта Бакс – веснушчатую, большеглазую. Ее толком вспомнить не мог, но не сомневался: вспоминать есть что. Она едва заметно кивнула.
– Из-за вида за окном мы бы тебя будить не стали, – проворчал Скорпион. – Вид-то, честно говоря, паршивый.
В центре колоссального субсветовика пряталось место, будто взятое в совсем иной части Вселенной. Там, на поляне, росла трава, стояли деревья, над головой голубело небо – искусственное, но так похожее на взаправдашнее. Меж ветвей порхали, сновали голографические попугаи, туканы и прочая пестрая тропическая живность. Вдали виднелся подозрительно реалистичный водопад. Над темным озерцом, куда обрушивались струи, поднимался сизоватый туман.
Фелка подвела Клавэйна к пятачку влажно поблескивающей, прохладной травы. Одетая в черное платье длиной почти до пят, женщина не замечала, что подол собирает росу.
Клавэйн и Фелка уселись друг против друга на пни, отполированные до зеркального блеска. На поляне, если не считать птиц, больше никого не было.
Старик осмотрелся. Теперь он чувствовал себя гораздо лучше, память восстановилась, но этого места в ней не было.
– Твоя работа? – повел он рукой вокруг.
– Нет, – осторожно ответила Фелка. – А почему ты спрашиваешь?
– Потому что похоже на лес в Материнском Гнезде. Там, где была твоя студия. Правда, здесь есть тяготение.
– А, так ты вспомнил.
Он почесал подбородок, жалея сбритую начисто бороду. Кто-то оказал медвежью услугу, пока старый сочленитель спал.
– Увы, я помню лишь обрывки. И слабо представляю, что случилось, перед тем как я заснул.
– А что именно ты помнишь?
– Ремонтуар отправился поговорить с Силвестом. Ты тоже хотела, но передумала. А больше почти ничего. Вольева ведь умерла?
– Да. Мы эвакуировали планету. Вы с Вольевой договорились о разделе арсенала. Она взяла «Буревестник», загрузила столько пушек, сколько поместилось, и двинула прямиком к орудию ингибиторов.
